— 111 —

это старое и не только не изчезло и

теперь, но еще усилилось отъ учтиваго какого-то сострада-

Hia кь несчастнымъ съ на ихъ ,языкћ; •что и

1812 г. 'яе можетъ искоренить этого нравственнаго магнита,

притягивающаго насъ кь Французамъ; что такихъ русскихъ

не тронетъ пе чальныИ видь 70 сожженныхъ домовъ, сПды

варварства, мужество.- крестьянъ, геройство воиновъ, слава

но огорчить, что въ Москв% и ея истребле-

но 1W тысячь Французовъ... Въ одномъ своихъ запи-

сокъ, разсуждая о томъ, что изъ птицъ онъ предпочитаетъ

поню жаворонка передъ пвснеИ соловья, Растопчинъ гово-

ритъ: „Соловья я никогда не любилъ. Мнв кажется, что я слы-

шу московскую барыню, которая стонетъ, плачетъ и просить,

чтобъ возвратили еИ еж вещи, во тремя разгрома

Москвы въ 1812 г. Филомела воспввала свои стра-

свою тоску и любовь. Филомелы Москвы стонутъ, чтобъ

излить свою жёлчь и свою хандру!“ • )

Наполеонъ вышелъ изъ Москвы уже по другой дорогв, на

Калугу, мимо Воробьевыхъ горъ. Разгромленная жизнь Мос-

квн стала быстро собираться на свое пепелище и черезъ пять

зимнихъ мвсяцевъ, ранней весной, 14 марта 1813 года, поэтъ

Мерзляковъ такъ описывалъ любимаго города:

„Съ вами совершаются чудеса божественныя, которыхъ

Москва была такъ сказать, наслвдница давнобытная.—Скодь-

ко разъ она горвла? Сколько разъ была въ рукахъ HenpiHTe-

лей самыхъ шотвйшихъ.'НМъ силы на земл%, которая бы•уни-

чтожила Москву, любимзйийй небомъ городъ, или, другими

словами, н•втъ силы столько враждебныя, которая бы могла

охладить любовь москвичей ихъ родной и ветхой день-

ми маминькв. Ни весь адъ съ Наполеоновъ не въ

этого сдыать. По сю пору Москва, разрушенная,

опустошенная, уже городь Уже все, что нужда,

удобность, самая роскошь можетъ требовать,

находится въ ней съ Топоръ стучитъ въ тысячахъ

• ) XIX вВвъ изд. г. Бартенева П, стр. 125.