— ЗачТмъ же она трогаетъ загор'Ьлыя лица крестьянъ?

сказалъ овь серьезно и холодно, хотя и в±жливо.

— Ахъ, Bakie вы homme prosaique! Иногда надо же

приложить компрессъ кь голов±, пощупать пульсъ.

— Да, моя Соня удивительно добра. Это необычайно

милая $вушка. Еслибъ вы только видЬи, какъ она нывче

говорила съ Одной матерью больного ребенка. C'est la рто-

vidence des pauvres, la soeur de charit6! Знаете ли, что я

часто думаю? Соня не подочйваетъ своего Она

родилась для того, чтобы быть сестрою Въ

этомъ я не сомн±ваюсь.. Вы видали во одежду

сестеръ Прелестный костюмъ! Синяя юбка и

батистовая пелена вокругъ головы, до пояса длинныя четки,

на груди крестъ. Конечно, женщины не могутъ вынести

батистовую пелену около лица. Оно и понятно, почти нгЬтъ

Кожи, которая бы могла спорить съ “лизной батиста; но Соня

такъ Ола, что, я увыена, батистовая перевязь шла бы ЕЪ...

Что вы это д%лаете? Надъ такъ трудитесь?

спросилъ Трескинъ, будучи не въ слушать до

конца эту длинную тираду.

— Да же д'Ьлать, навь не жить для дочери!

Для вого трудиться, вакъ не для нея!

Но я никакъ не могу понять...

— О, вы будете вихЬть и не увидите, будете догады-

ваться и не догадаетесь. Чувства матери понятны только

другой матери, и притомъ йжной. Но мужчина! Я вамъ

скажу, хотя, быть можетъ, вы и обвините меня въ повто-

пошлой, истертой фразы, что хуже мужчинъ

ничего на земномъ шартђ!

— Это говорятъ и о женщинахъ, Мареа Ивановна,

но вы все еще не сказали миеЬ, чтђ вы