Но въ Miprh Н'Втъ ни любви, ни Въ

неоглядной пустотФ плывутъ планеты, звгвзды, солнца,

подчиняясь хододнымъ законамъ Тысячел•Ь-

несется съ одинокой горестной Земли мольба о по-

щадгВ, но бездушное пространство безсЛдно поглощаетъ

ее.

Мы примкнули кь погребальному обречен-

ныхъ. Исхудалые, изнеможденные, бЛдные, они еле

передвигались подъ непосильнымъ бременемъ усталости.

Предъ ними, вокруть нихъ, и въ нихъ самихъ угасла

послЫняя искра суВта и надежды. И въ непроницае-

мой тьмуВ они шли кь могиламъ своииъ, спотыкаясь о

павшихъ и мертвы;ъ.

Что заставляло ихъ еще жить?

Привычка и жалость.

Жалость всегда была красотой этой страны, этой

изумительной, потрясающей, великой, святой Ея

народъ быль всегда бденъ, тихъ и жестоко униженъ.

Въ безпомощности и нищетЬ своей онъ нако:шлъ неис-

числимыя сокровища душевной Н'Вжности. Стоимъ тер-

нистымъ путемъ, въ обрывкахъ одеждъ, 60co]i, онъ

шель съ высгко поднятой головой. Онъ вопрошадъ не-

беса:

— правда?

Ему нужна быда правда незатуманенная, вселен-

свая. Она густымъ разсоломъ обожгла ero душу, и о љ

истомно жаждал

Какъ въ древности брели мудрецы трехъ страиъ,

вопрошая:

— ГД'В рождается спаситель Mipa?

Такъ изъ вонца въ конецъ своей огромной страны

бредетъ этотъ народъ, въ иоискахъ источника свгвтлой

истины.

Но иудрецовъ треб странъ повгЬрь:о вела звгвзд l,

а народъ этотъ идеть ощупью въ беззЛздиомъ простран-