— 149 —
То было уже время новыхъ въ русской жизни. Севасто-
польская война только-что кончилась; въ воздух± носились преобра-
зовательныя идеи, въ конц% концовъ кь освободительному
акту 19 февраля. Русское общество проснулось отъ спячки и
съ правительствомъ безповоротно направилось по новымъ путямъ. И
воть, что когда-то казалось см±лымъ, несбыточнымъ, почти преступ-
нымъ, стало вдругъ повседневнымъ и банальнымъ. Люди, по образному
Л. Толстого, пошли обратно тому, какъ шли раньше: то,
что было у нихъ справа, стало сл%ва, а то, что было сл±ва, стало
теперь справа. Въ обращенји съ печатнымъ словомъ наступала новая
эра; какъ и въ настоящее время, свобода мысли являлась
не пустымъ либеральствующихъ писателей, а дм-
ствительнымъ ихъ сама цензура перестала
быть ч%мъ-то въ род•Ь надзирателя исправительнаго гд•Ь
прежде всего видять преступника а, потомъ челов±ка. Словомъ, новыя
положили глубокую борозду между старымъ режимомъ и но-
вымъ. Старый режимъ быль ттмъ зам%чателенъ, что держался на
одной систем%, съ годами обратившейся въ окамен±лость. Ломать
одинъ кирпичъ значило поступаться ц%лымъ Въ этомъ отно-
преемственность Павла, Александра 1 и Николая
Павловича достойна даже н±котораго Александръ могь
отличаться отъ своего брата непостоянствомъ и впечатлительностью, а
Павелъ—превосходить обоихъ излишней нервностью, но трое были
д%ти одного в%ка, воспитанники и, какъ таковые, руково-
дились однимъ принципомъ. Только Николай Павловичъ быль физи-
чески здоров%е другихъ, и въ силу этого его система была непосред-
ственн%е, и, быть-можетљ, неподвижн%е. Характеристикой
этихъ лучше всего опред%ляется HacTpoeHie цензуры
даннаго времени.