— 149 —

То было уже время новыхъ въ русской жизни. Севасто-

польская война только-что кончилась; въ воздух± носились преобра-

зовательныя идеи, въ конц% концовъ кь освободительному

акту 19 февраля. Русское общество проснулось отъ спячки и

съ правительствомъ безповоротно направилось по новымъ путямъ. И

воть, что когда-то казалось см±лымъ, несбыточнымъ, почти преступ-

нымъ, стало вдругъ повседневнымъ и банальнымъ. Люди, по образному

Л. Толстого, пошли обратно тому, какъ шли раньше: то,

что было у нихъ справа, стало сл%ва, а то, что было сл±ва, стало

теперь справа. Въ обращенји съ печатнымъ словомъ наступала новая

эра; какъ и въ настоящее время, свобода мысли являлась

не пустымъ либеральствующихъ писателей, а дм-

ствительнымъ ихъ сама цензура перестала

быть ч%мъ-то въ род•Ь надзирателя исправительнаго гд•Ь

прежде всего видять преступника а, потомъ челов±ка. Словомъ, новыя

положили глубокую борозду между старымъ режимомъ и но-

вымъ. Старый режимъ быль ттмъ зам%чателенъ, что держался на

одной систем%, съ годами обратившейся въ окамен±лость. Ломать

одинъ кирпичъ значило поступаться ц%лымъ Въ этомъ отно-

преемственность Павла, Александра 1 и Николая

Павловича достойна даже н±котораго Александръ могь

отличаться отъ своего брата непостоянствомъ и впечатлительностью, а

Павелъ—превосходить обоихъ излишней нервностью, но трое были

д%ти одного в%ка, воспитанники и, какъ таковые, руково-

дились однимъ принципомъ. Только Николай Павловичъ быль физи-

чески здоров%е другихъ, и въ силу этого его система была непосред-

ственн%е, и, быть-можетљ, неподвижн%е. Характеристикой

этихъ лучше всего опред%ляется HacTpoeHie цензуры

даннаго времени.