Тяжело, очень тяжело. Какь могла я ховть сепаратнаго

мира? Это, ввдь, ужасный позорь! Большевики пишуть, что,

какт ни тяжель этот» мирт, они принуждены подписать его,

чтобы спасти родину отъ окончательной гибели.

И, вот», это меня смущаеть. Сильно смущаеть. Что будеть

безъ сепаратнаго мнра? сомнительна. У нашей

предполагая, что она будетъ существовать, не будеть

бодрости духа, внутренней, нравственной спайки. Итакъ, я

беру случай Йесчастной для насъ войны. Несомн%нно,

что погибнео, будеть побЬждена Такт!

Возьмемъ борьбу съ съ нашей стороны. Мы

тоже гибнемъ. Но, все-же, мы не совершимъ подлости, окон-

чательной и самой сильной, все-же, про насъ не будуть говорить,

что мы предали союзников», отъ своего слова.

Правда, что и такт не мало гадостей совершили мы, но, кь

счастью, союзники, судя по ихт дипломатовъ,

умьють различать, что совершили мы; народъ, pycckie вообще,

и что сотворено большевиками. И, если мы соберемъ свои

— они оц%нять это.

силы и начнемъ наступать,

Но пассивность русской не забудется, она

ляжеть пятномь, чернымъ, грязнымь пятномъ на нее

Да, тогда нашь позорь не будеть такт великъ, но мы

погибнемъ ...

А, если будеть заключень сепаратный мирь, мы опозоримся на

въки, и отъ слова, и своимъ но мы бу-

демь живы; хотя и уменьшенная, но будетъ сутцествовать ...

Вот. дошла я до этого туманнаго и мучающаго меня,

когда я о немъ думаю, вопроса.

И „Один. въ поль не воин•ьИ виновао въ этомъ. Слова

Лео о необходимости исключить правила нравственносТи, • воз-

буднли во это сонные. Если-бы ихт сказаль не Лео,

а кто-нибудь другой, я, может» быть, не обратила-бы на нихъ

такъ много но вь устахъ Лео они еще

Ась. Онъ оказываеть н%которое на меня,

и потомъ, часть моего ума говорить: „да , соглашается съ

нимъ, а обратнаго нвтъ. И ничто не говорить :

61