— 101 —

дошла эта горестная вВсть до Ольга Ивановна сов-

«Вмъ была ошеломлена; безъ ВИЕИХЪ она сгЬла одна на

извозчии, авилась въ ввартиф Аеанаст Прокофьевича, откровенно

выразила ему ,свои чувства и полную рВшимость схвдовать за нимъ,

нуда бы его ни послали въ ссылку. Такимъ образомъ, ихъ отноше-

Hia сразу опредгћдидись.

Щаповъ забылъ о сваей высылк'ђ и пришель въ восторгъ, что

отысвалъ женщину, о воторой давно мечталъ и уже пересталъ А-

рить въ ен Весьма нефдво овь любилъ разсуждать

о ничтожествВ и пустой вйшней образованности дгђвицъ и женщинъ

среднаго и высшаго круга и съ иногда прибавлялъ: „Най-

детса ли тапа женщина, вотораа могла бы служить поддержвой

нашего брата-страдальца, съ юныхъ дней исковерваннаго, искалТ-

ченнаго бойзнами и невзгодами житейскими? Еть, не сыщешь

такихъ самоотверженныхъ въ сотняхъ тысачъ: имъ нужны вылощен-

вые, пустые вавиеры, а быть подругой и опорой умнаго, честнаго и

трудолюбиваго хватедя, но неловкаго и неполирваннаго по наруж-

ности ой не въ соетояти!И Въ 3aE.IHNeHie свн•о длиннаго запаль-

чиваго монолога, онъ спрашивалъ словами Пушкина:

„ГО женщина не съ мертвой врасотой,

А съ пыЛкой добрй, умною душой?“

Между женщинами онъ исвалъ самоотверженную провозв%стницу

новыхъ идей, вотораа шла бы рядомъ съ образованнымъ мужчиной

и дружно помогала бы ему въ трудахъ ученыхъ и усп±шномъ дос-

цЬли. Въ своей дуй „Гражданская грусть“ онъ обращаетср

кь женщингђ аристократй и восклицаеть: „О, если бы ты, вели-

гордаа княжна, царица вВтреныхъ пустыхъ

гуляя ио Невскому, при простыхъ людей, углублялась въ му-

60Eia думы и чувства! Ты бы сняла съ нашихъ сердецъ по-

ловину таолато бремени гражданской грусти и думъ горьво-слез-

ныхъ... Ты бы явилась царицей—уже не Атреныхъ, пустыхъ

децъ, а сердецъ npwI'HXb, неиспорченныхъ, ждущихъ истинно-чело-

в±чнаго гуманизированьа, и сердецъ глу-

боко-чувствующихъ, просйщенно- и гуманно-чувствующихъ... Ты

была бы могучей пророчицей и пропойдницей новаго

порядка граждансненности... Но, кь величайшему и не-

cqacTiD, мнимо-аристократичесия головка твоя, княжна, не способна

въ гуманно-днократическимъ головоломнымъ, горько-мыиеннымъ

думамъ, а сердце твое слишкомъ изсохло, изйтрилось отъ пустты

отъ легкомысленной праздной жизни, праздныхъ забавь,

и не можетъ ужъ въ неиъ горячо, пламенно теплитьса святая, бла-

городная, глубоко-думнаа гражданская грусть... Ты и сама на Нев-

свомъ являешься для насъ истчнивомъ грустной гражданской думы

и злой

И вотъ Щаповъ нашелъ своего идеала въ Ольгв