— 96 —

ты, брать! Профессоръ Русской стимъ

предметомъ уже Ать двадцать—ты только теперь, и то с.ау-

чайно, получил 0'h$Bie о толь важномъ дла нась дову-

менй, который написань у извЊнаго Втопища, о воториъ

давно уже было столько толвовъ и спорол! Видишь ли, по

крайней М'Ьр±, хоть теперь, что я не быль не правь,

называа теба не въ смыс.й ней.же-

ства, но въ смыс..й упрямства, которое не утонешь вь етуп•ь

семью А отчего это упрямство? Хочешь ли, я

растолкую! В%дь, брать, я говориль теб въ глаза и

за глаза, что ты мути-ь сљр, а ужа-то у тебя не кто

иљл! Но вотъ въ чемъ весь вореаь зла—въ гЬности—въ

промятой л±ности, воторая, по весьма справедливой пословицТ,

вонечно родилась приде наи тобой,. и, въ

видно не умретъ съ нами! Оь тьхъ порь навь Шлецеръ обра-

ботвлъ для насъ первыя главы вашей никому—въ

томъ числђ и теб'ђ—не хочетса приняться не тольво его

йрить, но даже выступить изъ того заволдованваго круга,

который онъ очертидъ вовругъ себя. Шлецеру—челойку й-

мецкому—вонечно простительно было, что онъ, вавъ влещь,

впили въ (Лверъ и ничего фтительно не хотьлъ знать объ

ЮгТ. Но простительно ли это намъ? Простительно ли это теб'ђ?

Кавъ видно, ты еще не привимвчся за Чешсвихъ Атописцевъ,

ибо въ противномъ случаТ, вонечно, началь бы съ Козьмы,

и у него на первыхъ сграницахъ нашелъ бы прийчательную

буллу. Ну, а развертывалъ ли ты л%тописцевъ Венгерсвихъ,

которые, хотя и называются Венгерскими, а в%дь быхи

почти Словеве? А? Думаю, вгЬть! Кавъ же ты по-

того смьъ увыять, что ты все уже 1Њшидъ досвонально?

Скажешь: Шлецеръ объявилъ всђхъ Чеховъ и Вевгерцевъ

дуравами, свазочвивами, не стоющши Да не то же

ли этоть собака-нтмецъ брехалъ и объ Свавдинавсвихъ са-

гахъ! А ты, однако, въ нихъ втруешь! Итавъ, будь по-врай-

ней мТргЬ вонсеввевтенъ! Когда дерзатьи во Шлецера,

тавъ увь подъ столь саги! Если же для нихъ дьаешь ис-