72 —

8EiB и, в%роятно, въ такую минуту Фейга Вудъфсонъ ваявида

о своемъ принять в%руь

что подобный благочестивый актъ освободить ее отъ

вары. Но когда отъ могилевскаго и волынскаго епископа, полу-

чилось pa3ptmeHie на ея въ xpacTiaHBTB0, она от-

вавалась отъ своего Въ глубокомъ быль

также Янкедь Черномордикъ; на допрос%, по словамъ елфдователя,

онъ то бдвдн'ђлъ, то врасн±дъ; при „дильныхъ“ удикахъ Мав-

симовой весь дрожадъ и говоридъ: „Это б%да, это напасть»

Богъ внаетъ, что она говорить“; навонецъ упадъ на ЕОЛ%НИ

предъ присутствующими и повторядъ: „помилуйте, помидуйте".

Минуты тяжкаго выпали и на долю Румана Нахи-

мовскаго; не ввая, вакъ ващитить себя отъ Терентье-

вой, овь съ ужасомъ думадъ, что его ожидаетъ смертная вавнь.

„Ты врешь, — отв%чадъ онъ Терентьевой, — ты говорить cie

научена, кровь евреямъ не нужна. Я внаю, что надобно уми-

рать... и, ваЕЪ будто описываетъ сцену сл%до-

вниэъ, со славами на г.иазахъ, говорилъ:

„Я не могу втого скавать, я не могу этого говорить, надобно

умирать". Въ сл'Ьдоватедя эти слова указывали дишж

на совнатыя въ совершенномъ но въ

д%йствитељвоети то быда твердая ptIIMMoeTb не принять на

себя вины даже для жизни.

Вод%е устойчивымъ овавадся Ицва вдоровље

котораго однако уже было расшатано въ тюрьмв,

Требуя, чтобы его 110EagaHie быдо ваписано слово въ слово,

овь говориль Швурину, что у него, Нахимовскаго, остались

три вещи въ подномъ память, ЯВЫЕЪ и душа. „Память

' его будетъ помнить, ЯВЫЕЪ будетъ говорить, душа сказывать

правду на счетъ его обиды, его насчетъ всего дђда;

хотя д%до до него не касается, но онъ можетъ ратовать

(т. е. епасать) людей, а чедов%къ дорогъ Богу, ЕаЕЪ и госу-

дарю. Додгъ его говорить, окромВ что онъ саиъ обдумался»

что его Богъ мучить другой годъ, а Богъ, випљ, внаетъ его

правду, видно для того его мучить, чтобы государь увналъ его

правду“...

Еще большую твердость проявидъ Хаимъ Хрипунъ. Онъ

: говорилъ, что такъ какъ Терентьева покавываетъ неправду, то