— 109 —
желательно бь было, еслибъ вольность была у нихъ не пустое
слово. Пов±рите ли, что ть же самые лют, которые восхищались
своей вольностью, тотъ же часъ отв%чаютъ мн±.• О! Monsieur, vous-
avez raison! Lc Francais est 6cras6! Le Franqais est esclave. Го-
воря cie, впадаютъ въ преужасный восторгъ Если cie
происходить отъ в±жливости, то по крайней M'hP'h не
предполагаотъ большаго разума“. Такъ платилъ нашь сае
тирикъ парижанамъ за ихъ самоув%ренность и надутость
3HueHieMb своей и своего Парижа. Но нигхЬ, можетъ
быть, такъ не показался въ Фонвизин± челов±къ, какъ
въ с.тЬдующемъ случа•Ь, когда онъ еЬхалъ изъ Лейпцига въ Ню-
ренбергь на русскомъ извощик%. Этотъ курьезный случай прои-
зошелъ такъ. Профессоръ Московскаго Университета
Маттей пр?Ьхалъ изъ въ Лейпцигъ въ двухъ кибиткахъ на
8 лошадяхъ. Фонвизинъ обрадовался случаю отдохнуть отъ кь-
мецкихъ почтальоновъ и подрядилъ мужичковъ свезти его съ же-
ной и прислугой въ Нюренбергъ. Наши православные, конечно,
взялись и доставили благополучно, при чемъ борода кучера Ка-
линина собирала около кареты Фонвизина множество народа: ма-
лые ребята б±гали за нимъ, какъ за чудомъ. Фонвизинъ не безъ
описываетъ этого Калинина: „Онъ такъ золь на Н*Ьм-
цевь и такую имеЬетъ кь нимъ что иногда мы, слыша
его разсужденЈя, умирали со cwhxy. По его мнеЬтю, русскихъ со-
здалъ Богъ, а н±мцевъ
— чортъ. Онъ считаетъ ихъ наравн± съ
гашною и думаеть, что, раздавя н±мца, Бога прогн•Ьвить нельзя.
Впрочемъ, скажите ему за насъ спасибо: мы его чрез-
вычайно довольны“ . Калининъ могъ не ечитать кьмца за челов%ка,
но какъ объяснить сочувственный тонь Фонвизина? А это —тоже
русска,я черта. Крайне ошибся бы тотъ, кто на выше-
приведенныхъ словъ Фонвизина схЬлалъ бы нелестный выводъ о
его кь людямъ: иное д•Ьло —
„красное словцо“, иное
хЬло—жизнь. У насъ множество свихЬтельствъ тому, что Фонви-
зинъ зам“Ьчательно мягко и сердечно относился кь челов%ческой
нужхЬ и съ которыми сталкивался. его полны
трогательными рисказами о вихЬнныхъ о нищихъ, о
больныхъ, или объ оказанной помощи. Отъ этого