флотом в устье Травны и опустошил город. С той поры старая
Столица Генриха ободритского превратилась в захудалую деревуш ку, населенную рыбака ми. Иногда в 1142 г. кончилась борьба князей
в Саксонии и сын Генриха Гордого , Вельфа, Генрих Лев, был
признан саксонским герцогом, а Альбрехту Медведю была предо ставлена Старая Марка, немцы перешли в решительное наступле ние за нишей Лабой и захватили всю территорию княжества
Прибыслава, которую поделили (в 1142 г.) вернувшийся в свое
графство Адольф и ставленник Альбрехта Генрих: первый захватил
Сигиберг и Вагрию, второй—Рацебург (Гатиібор) и область пола бов. Впрочем, в приморской Вагрии славянам была предоставлены
известная самостоятельность, и они продолжали управляться соб ственными князьями. Но они были обложены невыносимыми поборами в пользу немце®. «Поставленные над нами (немецкие) князья,—
говорил князь Вагрии Прибыс лав,— так жестоко обращаются с
нами, что из-за поборов и тягчайшего рабства лучше бы нам не
жить, а умереть». В течение года Генрих Лев /взял с Вагрии, по
словам Прибыслава, тысячу марок, да еще граф Адольф сто. Но и
ѳтого было мало немецким хищникам: они ежедневно обирали
жителей «до полного истощения». «Что нам остается, заявил
Прибьгслав, кроме того, чтобы (броситься в море и житье морскими пучинами?». Этими словами Прибыслав хотел сказать, что
насилия немцев заставляли многих вагров пускаться в рискованные морские экспедиции, и им приходилось менять мирные сельскохозяйственные занятия на вольный промысел пирата. И действительно, Вагрия славилась своими дерзкими и неукротимыми
пиратами, немилосердно грабившими берега Дании. Главным местопребыванием этих пиратов была река Кремпина, которую Гельмольд называет «вертепом морских разбойников». Отсюда легкие
славянские суда пускались в ѳкшерции^пща лке привозили добычу и пленных. О том, чда^оѴб^^мйрлчгчество этих последних,
свидетельствует Тельмол?*^согасйо известиям которого бывали
дни, когда в Меклеибурге на рынке сразу продавали по 700 человек датских пленных.

Многие из славян Вагрии, спасаясь от немцев, ухорли в
дремучие леса, бросая свои насиженные места, свои пашни. Недаром Гельмольд погорит о подвижности славянского населения
Вагрии и о том, что славянам приходилось строить плетневые
хижины, которые не жалко было бы покинуть в случае надобности. Все это результат войн и немецких насилий. Тот же Гельмольд особенно подчеркивает жадность саксонских князей, мешавших своими вымогательствами распространению христианства за
Лабой. Еще раньше- Гелвмолъда писатель XI в. Адам Бременюшй
сурово заклеймил «жадность саяасов», которые, по его словамі,
«сначала расстроили христианскую веру в славянской земле
алчностью, а потом 'вынудили, покоренных! к восстанию жесто-