(напр. сказиа про Илью Муромца), такъ было, ду-

мали они, и съ пвснью XII-ro втка. Но можно ли

здвсь вид•Ьть нибудь Если былина

разсказывается прозой, это значить, что разска-

щикъ позабылъ стихъ и передадъ тольКо его со-

кань умвдъ. Но можно ли предположить

тоже самое о книжникј, якобы записавшемъ про-

вою пјснь Игореву? Конечно нвтъ. Еслибъ онъ р)

позабылъ скдадъ певсни, не помнидъ стиховъ, а

только передавадъ содержаЖе, то долженъ быль

бы позабыть и массу подробностей, забываемыхъ

гораздо легче, долженъ бы быдъ перепутать имена,

отчества и т. д. Если же, напротивъ, онъ хорошо ( )

помнидъ пвснь—а въ этомъ трудно сомн±ваться,—

то пјсенный складъ сохранидся бы гораздо ярче,

нежели въ текстЬ, который мы имвемъ передъ

глазами, и стихъ пробиился бы не въ двухъ-трехъ

м•Встахъ, а гораздо чаще. Такимъ образомъ раз-

бираемая гипотеза вводить насъ въ дилемму, изъ

которой мы не видимъ исхода.

Вмвсто того, чтобъ считать нвкоторыя метри-

мгЬста, напримВръ плачь Ярославны, по-

сдвдвими уцВМвшими остатками пвсни, не легче

ди предположить, что авторъ въ поэтиче-

скаго разсказа, кое-гдВ невольно впададъ въ ди-

ризмъ и обдекалъ эпизоды въ склады

quasi стиха, увлекаясь по временамъ

Бояновымъ, хотя и рвшидъ въ началв сдвдовать