(напр. сказиа про Илью Муромца), такъ было, ду-
мали они, и съ пвснью XII-ro втка. Но можно ли
здвсь вид•Ьть нибудь Если былина
разсказывается прозой, это значить, что разска-
щикъ позабылъ стихъ и передадъ тольКо его со-
кань умвдъ. Но можно ли предположить
тоже самое о книжникј, якобы записавшемъ про-
вою пјснь Игореву? Конечно нвтъ. Еслибъ онъ р)
позабылъ скдадъ певсни, не помнидъ стиховъ, а
только передавадъ содержаЖе, то долженъ быль
бы позабыть и массу подробностей, забываемыхъ
гораздо легче, долженъ бы быдъ перепутать имена,
отчества и т. д. Если же, напротивъ, онъ хорошо ( )
помнидъ пвснь—а въ этомъ трудно сомн±ваться,—
то пјсенный складъ сохранидся бы гораздо ярче,
нежели въ текстЬ, который мы имвемъ передъ
глазами, и стихъ пробиился бы не въ двухъ-трехъ
м•Встахъ, а гораздо чаще. Такимъ образомъ раз-
бираемая гипотеза вводить насъ въ дилемму, изъ
которой мы не видимъ исхода.
Вмвсто того, чтобъ считать нвкоторыя метри-
мгЬста, напримВръ плачь Ярославны, по-
сдвдвими уцВМвшими остатками пвсни, не легче
ди предположить, что авторъ въ поэтиче-
скаго разсказа, кое-гдВ невольно впададъ въ ди-
ризмъ и обдекалъ эпизоды въ склады
quasi стиха, увлекаясь по временамъ
Бояновымъ, хотя и рвшидъ въ началв сдвдовать