— 95 —

нашей одновременно. И ввъ ни щеки другь отъ друга ка-

жути вопросъ о литературы и вопросъ о

азыва, тугь они сходатса въ одинъ вераздььный. Главныа

эпохи нашей новой литературы, эпохи Прокоповича и Канте-

мира, Ломоносова и Сумарокова, Державина и Фонъ-Визива,

Карамзина и Крылоп, Жувовсвато и Пушкина—это эпохи раз-

народности въ книжномъ язык% болђе даже ч%мъ эпохи

литературы по еа эпохи раз-

народности дитературнаго языка 0THomeHia кь сло-

вань и оборотамъ, сиаду и• слогу и т. п. Перходя

съ одной изъ этихъ эпохъ на другую, наша литература

восходила кань по ступенямъ все выше кь своей ц%ли. Ц'Ьь

еще впереди,—и далека, но видна. вападомъ осты-

вить; c03HaHie своихъ собственныхъ сил вр%еть все бойе.

Подражать чужому, какъ прежде подражали, мы уже не мо-

жемъ, не ум%емъ. Нашв ученость и наша беиетристика, ваши

взгляды на предметы науки и искусства похожи на западные,

но отличаются отъ нихъ — такъ же какъ и народность наша

отличаетса отъ западной. Часто противь воли нашей, мы оста-

емся твмъ, чђмъ созданы, безсильно старвась быть иныиъ, и

возвышаемся въ самобытности, нимало не поддерживая себа

подпорой, на которую стараемса опираться. Еще народный

Pycckii сиадъ фчи не считается годнымъ для важныхъ

истинъ науки, еще народный Русстй разм%ръ сдишкомъ прость

ди высокой но и топ и другой уже подучили закон-

ность въ литературТ, уже стали необходимы. Достигнувши

самобытности въ литературномъ азый, мы достигнемъ само-

бытности и въ литературномъ вкуй,

— и будемъ наконецъ

ии%ть свою Русскую литературу — не по одному звуку, но и

по духу. Само собою разуйетса, что ЕШЬ странно, не воз-

можно, не должно достигать въ книжномъ азый полной про-

стонародности новь и оборотовъ, отвергаа отъ него все, чего

нттъ въ азыкт простого народа, и вводя все, что въ немъ

есть; тавъ странно, не возможно, не должно ограничивать и

вругъ литературныхъ идей ТОЉЕО тьмъ, что не чуждо въ