АВТОРЪ «ПУТЕШЕсгвш ИЗЪ ПЕТЕРБУРГА ВЪ МОСКВУ».

23

ны П, въ законодательныхъ памятникахъ ея времени, и въ лите-

ратурныхъ трудахъ Фонвизина и самого Радищева.

Въ наказ'Ь Екатерины П говорится: «Называть преступле-

HieMb, до Величества касающимся, такое

которое въ самой вещи онаго въ себеЬ не заключаеть, есть самое

насильственное ...

ЧеловеЬку снилося, что онъ

умертвилъ царя: сей царь приказалъ казнить его го-

воря, что не приснилось бы cie ему ночью, если бы онъ о томъ

днемъ на яву не думалъ. Сей поступокъ быль великое тиранство,

ибо если бы 086 тд и Думал, однакожъ на мысли

своей еще не поступилъ: законы не обязаны наказывать ника-

кихъ другихъ, kPOMi вйшнихъ или наружныхъ Tbicmeiti...

Слова не вмљняются никоеДа npecmynneHie, развеЬ оньш npiy-

готовляютъ, или соединяются, или послВдуютъ безза-

конному. Все превращаетъ, кто дВлаетъ изъ словъ

смертной казни достойное....

Запрещаютъ въ самодержавныкъ

государствахъ сочиненгя очень язвительныя: весьма беречься на-

добно о сели Далече распространять, представляя ce6i

ту опасность, что умы почувствуютъ npmvhcHeHie и

а cie ничего иного не произведетъ, какъ невВжество; опровергнетъ

разума челойческаго, и охоту писать отниметъ», и т. д.

Подъ сильнымъ идей наказа и началась и продол-

жалась литературная Радищева. Отдаваясь все-

1Ь.ло своимъ первымъ и лучшимъ впечатлткйямъ, онъ словно

боялся провыять ихъ критически : ему больно было разставаться

съ золотыми снами дойрчивой молодости. Идеалы, начертанные

въ Haka3i, увлекали автора, и онъ прогонялъ

отъ себя мысль о противофйи ихъ съ дыствительностью.

Въ своей смеЬлости, онъ въ самой книгф своей ссы-

лается на наказъ: «Пускай печатаютб все, кому чтд на ум;

ни взойДепљ. Я говорю не см'Ьхомъ. Слова не всада суть Дљангя,

же—не се правила Наказа о новомъ

уложена» (стр. 294). Надо полагать, что Радищевъ говориль

это д%йствительно «не смжомъ», а впо.нЊ искренно, считая не-