9
его до получится рели1Јозный гимнъ, Bl'xhBie, молитва;
напр., „Dies irae" Томмазо да Чедано, „Stabat Mater“ Лкопоне да То-
ди, „Рапде lingua" Эоны Аквииата, три величайшихъ
оды; наконецъ Христу“, возвышеннМшая ЕНИ-
та и одна изъ самыхъ тибельныхъ на наконецъ, цтлый рядъ
поразитедьныхъ и безсмысдевныхъ Но разв± это искусство?
Н±тъ. Правда, по-скольку критики и риторы пренебрегали
этими какъ литературными памятниками, по-стольку
же догматики и правовыные теперь возмущаютса, когда современные
эстетики и критики обсуждаютъ и разбираютъ ихъ, кань литературные
памятаиви. Между и искусствомъ суще-
ствуетъ антагонизмъ. Вее-же я не ставу отрицать, что эти идеи и об-
были не безполезны для современнаго искусства. Наприм•Ьръ, глу-
бокое чувство, такъ называемай „внутьюнней" (intima) субъективной
отъ Данта и Петрарки до Руссо и ШатобрЈава и новМшихъ
писателей включительно, это чувство повидимому развилось, главнымъ
образомъ, благодаря той сосредоточенности, кь которой
душу, и анализу той борьбы двухъ Адамовъ внутри челойва,
которую наблюдатедьные такъ проклинали, но все же ири-
знавали и изучали. Это не значить, чтобы это внутреннее субъективное
чувство отсутствовало у древнихъ: только для нихъ этотъ
MiPb сливался съ вйшнимъ, съ. и“лъ илоть и цв'Ьть. Субъ-
ективнаи отдаетљ и бол±зненностью,
наиоминаетъ лихорадочнато больного, который щупаетъ себ•Ь пульсъ и
разсматриваеть ногти или чахоточнаго, который смотритъ въ зеркало,
тротаетъ свои исхудилыя руки и испытываеть грудь. Это болТ,знь ра-
вовины, порождающей жемчужину, но все же болгВзнь.
Мы чистый аскетизмъ, теперь иерейдемъ кь сжљ-
шанножу церковному принципу, какъ мы его уже назвали. Церковь,
романизированная посгЬ древней хотя и сохраняла
теоретически свою в±ру въ идеальномъ вид•Ь. все-же иризнала то изы-
ческое нљчто, которое, по блаж. Августина, В'ђчно и при-
суще чело“ку, и сум1;ло воспользоваться этимъ. Пос.ть иервыхъ неис-
товствъ ова освятила Колизей, водрузивъ на немъ крестъ; собрала
прахъ мучениковъ въ Пантеон•ћ и посвятила Мадонн•ћ храмы Весты;
превратила въ святыхъ тв полевых божества итальянскихъ деревень,
воторыя продолжали упорно жить; а божества германскихъ д±совъ она
превратила въ демоновъ и чудовищъ; удовлетворивъ такимъ путемъ
оба народа, она дала имъ для фантастической обработки.
Мало того, она произнесла проклятье надъ Мимами на площадихъ, но