— 32 —

Эти двгђ превос.ходныя сказки по основной своей нде'ђ

находатси въ ближайшемъ родстй. Идея эта съ почвы

первобытныхъ натуралистическихъ воззрТтй вводить

уже въ круть нравственныхъ, отвлеченныхъ .

Подвергатьса опасности быть съЫеннымъ и потерять

руку или палецъ составлаетъ иду, горе, а

ВИНОВНИЕОМЪ этого горя является одноглазый велинанъ;

отсюда, мри совершенномъ ' Мервоначальнаго

этого великана, pyccEia

СЕМКИ сд•ђлали его отвлеченнаго по-

HaTia о горев, лиМ. Впрочемъ, воронежсваа свазва

проводить этоть элементъ еще довольно слабо сравни-

тельно съ малорусской. Съ кузнеца изъ жи-

лища ведиканки ' мотли бы кончиться и его приключе-

Hia; но онъ, самъ горя, еще не довольно

натерп±лса его, чтобы никогда о немъ не забыть, и,

обнаруживъ жадность, подался въ новую

б'ђду. Хота великанка не предлагаетъ ему никакого по-

дарка, однако ясно, что топорикъ съ золотой ручкой

въ воронежской сказкЬ имгђеть совершенно тоже значе-

Hie, какое въ сербской соединяется съ великанской

палкой. Сказка лишаетъ вузнеца руки, но, проникнута.я

одной общей идеей о лиВ, она подводить и это

подъ ту же идею. Счастливый челойкъ,

не горн, отправляется его искать и находить,

но не въ тагостныхъ житейскихъ обстоительотвахъ и

случайностнхъ, а живое Горе, олицетворенное и одухо-

творенное зло; онъ, тавъ сказать, приближается къса-

мому источнику торн и, нарушивъ народный зайтъ,

сохраняемый въ пословищћ•. п диха не шукай—воно само

тебе найде“, изйдываетъ его до той степени, на во-