— 31 —

Говорю о моральномъ закоп%: назовемъ его сов%стью, чув-

ствомъ добра и зла, но онъ есть. Я солгалъ; никто не знаетъ

лжи моей, но стыдно. — В%роятность не есть YBi;peHie,

когда мы говоримъ о будущей жизни; но, сообразя все, раз-

судокъ велитъ намъ Арить ей. Да и чтб бы вышло, когда бы

мы, такъ сказать, «глазами увид%ли ее». Если бы она очень

полюбилась намъ, мы не могли бы уже заниматься нын%ш-

нею жизнью, и были бы въ безпрестанномъ а въ

противномъ случа% не имьи бы YTiIneHia сказать себ% въ

горестяхъ зд%шней жизни : «тамъ будетъ лучше»! Но,

говоря о нашемъ о жизни будущей и проч.,

предполагаемъ уже Всевышняго творческаго разу-

ма, все для чего нибудь, и все благо творящаго. ЧТО?

Какъ?.. Но зд%сь первый мудрецъ признается въ своемъ не-

ЗД'Всь разумъ погашаеть с“тильникъ, и мы оста-

емся во тьм%; одна можетъ носиться въ семь мраке\,

и творить несобытное (несбыточное.) »—Отънравственнойфи—

разговоръ перешелъ кь самымъ Философамъ, въ осо-

бенности кь современнымъ: говорили о Лафатер•Ь, Бонней,

Мендельсошь и другихъ,и пришли кь врагамъ Канта. «Вы ихъ

узнаете, сказалъ онъ Карамзину, и увидите, что они до-

брые люди. »

Разговоръ продолжался Ц'Ьлыхъ три часа, Карамзинъ за-

м%чаетъ что «Кантъ говорить скоро, тихо и невразумитель-

но; и потому надлежало мнен слушать его съ

всНъ нервъ слуха». А всл%дъ за этимъ : «домикъ у него ма-

и внутри приборовъ не много. Все просто, кром% его

метафизики».

Это сохраненное самимъ Карамзинымъ о подроб-

ностяхъ его съ великимъ мыслителемъ того в%ка—

весьма для насъ важно. Н'Втъ никакого сомЊйя, что слова

• «Письма Русскаго Путешественника», Кенигсбергь, \ювя, 1189 года.