Вынужденная погоня за внтшнпмъ изяществомъ всячески

стЬсняла и уродовала челойческую мысль, налагала тяжельш

оковы на поэта и въ его нравственный MiPb вселяла разладь:

онъ постоянно испытывалъ гнетущую борьбу лучшихъ стремле-

души съ слабостями челойческими, а необходимымъ посл±д-

cTBieMb такой борьбы было вгВчное недовольство собою, нескон-

чаемое сов%сти и муки которое отъ уни-

и подчиненности не проходило, а напротивъ распалялось и

при мал±йшемъ удобномъ случаев сочилось ядомъ. Воть почему

на ряду съ самыми восторженными, но леденящими, панегири-

ками мы встр±чаемъ въ которыхъ видно

дћйствительно страстное челойческое сердце, ноющее, болящее:

въ нихъ авторъ или бичуеть самого себя за безполезную трату

жизни въ стихотворномъ вздоређ, или жалуется на несправедли-

вости измеВнчиваго рока, или зло хлещетъ «великихъ Mipa сего»,

когда уже нгЬтъ болгЬе силь гнуть передъ ними спину, когда при-

хоти и ничЬмъ несдерживаемый произволь даютъ себя слишкомъ

больно чувствовать.

При всемъ томъ нельзя однако отнимать у панегиризма одного

положительнаго достоинства: онъ содНствовалъ

языка и цвћту реторики. Для великаго недостатоио

было простаго, яснаго, обыденнаго способа нужны

были вполкВ необыкновенные художественные

образы, подобающая торжественность, цв±тистость. И мы

видимъ, что реторичность доходить до геркулесовыхъ стрлповъ:

языкъ литературныхъ корифеевъ вычуренъ и неестествененъ до

крайности, наводнень причудливыми и неожиданными сравнеЕйии,

эпитетами и всякаго рода реторическими игрушками, которыя,

какъ выразился нашь поэтъ, «можетъ у#ть сиВпой и услышать

глухой». 1) Пестротой картинъ, яркими красками, зат±йливостью

образовъ такого рода напоминаютъ вычурные и

причудливые рисунки персидскихъ шалей: отъ этихъ рябить въ

1) Срав, ниже, стр. 48.