—247 —

изъ десятка невзрачныхъ избъ, безъ всякаго порядка раз-

бросанныхъ на пространствгв доброй квадратной версты.

Стояль морозь. Кошевка безшумно скользила по

пушистому, недавно выпавшему снту. Бьиая раввина

сливадась на горизовтв съ .бВлымъ краемъ неба. Было

тихо, уныло и сурово; даже собаки, обыкновенно изда-

јека уже насъ своимъ злобнымъ даемъ,•

какъ незваныхъ нарушителей покоя ихъ жалкихъ уду.

совъ, кажущихся имъ центромъ вседенной, святая-святыхъ

всего сущаго,—даже эти стражи почему-то безмодв-

ствовали на этотъ разъ. И вдругъ изъ мертвой тишины

выдвлидся и Фантастично пронесся по мертвому царству

какой-то печатный и протяжный звукъ,—не то обрывокъ

чедовВческаго 0'hHiH, не то предсмертный вопль невјдо-

маго звврн, не то плачь духа пустыни. Я чутко насторо-

жился, противь своей води; нервы натянулись, каиъ

струны, въ новаго звука. И онъ опять вы-

плыдъ изъ тишины, пронесся надъ равниной и замерь

на далекомъ горизонтВ. Потомъ стали чаще и чаще до-

носиться и звуки, менве высокаго тона, и стадо

ясно, что это—пвснь, прерываемая пдачемъ, иди плачь,

съ пгЬснью. Но это не походило на

причитанье русскихъ бабь надъ покойникомъ; это было

нгВчто еще боле мрачное и безотрадное: въ причита-

слышится плачь и тоска живого по мертвому; въ

шамана—плачъ и тоска самого мертвеца.

Когда мы, благополучно преодод'Ьвъ десятокъ препят-

т.-е. разобравъ намъ на пути ого•

рожи утуговъ, добрались, наконецъ, до меЬста, откуда

только-что неслись эти вопли,—они больше

уже не возобновлялись. Вторая половина кырыкэ была

исполнена безъ всякихъ вокальныхъ Эффектовъ: шамань