— 376 —

времени не давала дитати семи нянекъ, -у которыхъ оно оставадось

бы безъ глаза; въ ихъ являлись caM006pa80BaHie и самопо-

мощь, о которыхъ мы узнади въ первые не изъ прекрасныхъ со-

Самюэля Смайльва. Въ замнъ многосторонности и обшир-

ности позна[йй духовная шкода стараго времени выработывада въ

своихъ воспитанникахъ зргвдую логику, твердую мысли и

упорную силу самые прочные задатки неустанной и

плодотворной Онтедьности на пользу общую на всякомъ жизненномъ

поприщь го бы ни поставида судьба...

Таково впечатль

Hie, производимое г. названной

недин дучше знакомящей съ этою свмдою

ииъ «письмомъ»

стороною неприглядной съ перваго взгляда бурсы. Мы не находимъ

нужнымъ указывать читатедю собственно на дитературнын достоин-

ства «письма». Читаешь его сдовно страницы изъ Диккенсова «Да-

вида Копперфидьда» иди ивъ «дмства и отрочества» графа Л. Н.

Тодстаго, и незнаешь, чему отдать npel(IIHTeHie, художественному аи

изяществу и предести этому ди благородному лиризму и

добродушному юмору, съ какими авторъ изображаетъ школьные по-

рядки бурсы,— этому ли топкому и изящному чувству природы, иди

наконецъ этой дюбви кь отямъ и тоиу Отской натуры,

въ которой, по поэта, «столько спито и столько

святой отличаютъ однихъ лишь педагоговъ по

всю живнь свою и силы своей души съ самоотвер-

венною посвящающихъ ведикому и прекрасному, но мно-

готрудному и нер•ьдко неблагодарному Оду воспитакйя.

«У колыбии начинаетъ почтенный авторъ свой разсказъ,—

стони два анна: мон мать и няня; не мячики, а иски, мо-

итвы и незы быи первыми дарами, которые они давии мнВ. Домно

быть таинственное NiHie неизмЫимой обви ко породило и во инв

въ нимъ чувство, въ которомъ био что-то peUI'i03Hoe. Оно быдо џя меня

источникомъ ччшихъ и охранитиьной спой въ минуты

жизни... Первоначиьной школой были џя меня природа и деревенская цер-

ковь. Я инстинктивно чувствовиъ, что въ этихъ двухъ храмахъ, ТОХЬЕО

въ раиичныхъ симвшахъ, на различныхъ языкахъ, сообщается одно и тоже

божественное обви.,. То, что съ миогВтства я ви-

джъ врутомъ себя въ быту духовенства, крестьянъ и поищивовъ, пора-

идио во глубокое Я искиъ отрады въ тишм пшей и гв-

совъ; но и таиъ часто сшшалъ плачь и на шачъ. Это

развиу во мнв чувство жиости до болзненности, и ж впохнв понимаю Ро-

берта Бернса, который поднимиъ кустъ боярышника, чтобы

его не растоптии, обходил дерево, чтобъ не спугнуть съ него воробьевъ,