говорить онъ въ одномъ м'ЬстЬ, „пораженный всегдашнимъ ея вели-
смиренно сознаетъ свое д%тское (Пахарь). „Дайте
любому философу“, говорить онъ въ другомъ м•ЬстЬ: „живописный
участокъ земли, домъ — какой-нибудь уютный и теплый уголокъ,
скрытый, какъ гн±здо, въ зеленой чащеЬ сада; пускай ВМ"ЬстЬ съ
этимъ домомъ соединятся счастливо пров€деннаго
д%тства,
— и тогда, пов±рьте, подъ±зжая кь нему посл•Ь долгой
разлуки, онъ искренно сознается, что его — вздорь и
гроша не стоить!“ При слишкомъ восторженномъ кь
прирохЬ вс•Ь ея 8BJeHia описываютса имъ съ оџнаковой любовью
и тщательностью. Едва „ли не п не самыя задушевныя
м±ста его посващены картинъ природы.
Его можно назвать, ВМ'ЬстЬ съ Аксаковымъ и Тургеневымъ, поэтомъ
русской природы. 3хЬсь, между прочимъ, надо искать одну изъ
причинъ особеннаго Григоровича кь кресть-
янской жизни. Если на это наталкивали его
натуральной школы, если кь нему влекли его общественные ин-
тересы, сосредоточввающж на вопросеЬ о кр±постномъ прауЬ,
то кь этому же присоединялись и личныя особенности его та-
ланта. Жизнь крестьянина представлялась ему неразрывно свя-
занной съ жизнью природы: „между нимп“, говорить Григоровичъ,
„установилось словно тайное „Пахарь", продолжаеть
онъ, „сродняется съ природой отъ колыбели; онъ покоряется безъ
ен законамъ; онъ живетъ ея жизнью; его судьба,
радости и горести, все въ рукахъ ея. И природа, какъ будто со-
знавал д±тское пахаря п тронутая его зависимостью, по-
степенно бросаетъ кь ногамъ своимъ таинственные свои покровы;
она открываетъ ему грудь свою и знакомить его съ собою. Вели-
чаво молчаливая съ нами, гордыми Mipa сего, онатоворитъ пахарю
и распускающимся листомъ и восходомъ солнца, говорить ему
звеЬздъ, В'Ьтра, полетомъ птицъ и тысячью,
тысячью другихъ голосовъ“. Въ этомъ „родств± пахаря съ землей
и природой“ Григоровичъ находить высокую Естественно,
что его, самого страстно любящаго природу, влекло кь изображенјю
этой жизни, такъ тЬсно связанной, по его мнеЬ1йю, съ природой.
Поэтому, между прочимъ, крестьянская жизнь и привлекаетъ кь