— 171 —
опрятный байковый сюртукъ, и въ комнатЬ его зам±чались схЬды
любви кь чистотЬ и порядку“. „Разговоръ начался. го-
ворилъ много, но безучастно и о вещахъ индифферентныхъ, но
мало-по-малу онъ оживился, поднялъ глаза, и все лицо его преоб-
разилось. Прежнее суровое, почти болгЬзненное выра.жете замгЬни-
лось другимъ: открытымъ, оживленнымъ и св%тлымъ; привлекатель-
ная улыбка заиграла на его губахъ и засв±тилась золотыми ис-
корками въ его голубыхъ глазахъ, красоту которыхъ я только
тогда и зам±тилъ. Въ его р%чахъ не было блеска, никакихъ цв%-
товъ и искусственныхъ эффектовъ, но когда онъ быль въ ударВ,
не было возможно представить челоуЬка, бол•Ье краснор•Ьчиваго въ
лучшемъ, въ русскомъ этого слова“. „Это было неудер-
жимое нетерйливаго и порывистаго, но св%тлаго и здра-
ваго ума, согр%таго всеЬмъ жаромъ чистаго и страстнаго сердца
и руководимаго т•Ьмъ тонкимъ и в•Ьрнымъ чутьемъ правды и кра-
соты, котораго почти ничеЬмъ не
Вс•Ь отм'Ьчаютъ горячее страстность
во всемъ, кь чему прикасалась натура Б±линскаго, какъ основное
его свойство. Тургеневъ говорить: „Вскор% посгЬ моего знаком-
ства съ нимъ его снова начали тревожить ть вопросы, которые,
не получивъ или получивъ разр•Ьшете одно стороннее,
не даютъ челов•Ьку покоя, особенно въ молодости:
вопросы о жизни, объ людей другъ кь другу
и т. д. „Его мучили именно жучили, лишали его сна,
пищи, неотступно грызли, жгли его; онъ не позволялъ себ•Ь забыться
и не зналъ усталости... Искренность его хЬйствова.ла на меня; его
огонь сообщался и мнеЬ, важность предмета меня увлекала; но
проговоривъ часа два—три, я ослаб'Ьвалъ, молодости
брало свое: я думалъ о прогулк•Ь, объ об±хЬ; сама жена Б±лин-
скаго умоляла и мужа, и меня хотя на время прервать эти
напоминала ему врача. Но съ Б“Ьлинскимъ сладить было
нелегко.... “
Тургеневъ сохранилъ намъ образчикъ живой р•Ьчи Млин-
скаго, когда вопросъ его затрогивалъ: въ ту пору
не быль поклонникомъ принципа искусство для искусства
, — да
оно и не могло быть иначе по всему складу его образа мыслей.