29

могла ни воспитать чувства законности въ народ±, ни

обезпечить этому народу безопасности въ государств±.

Разбойники хозяйничали не только на большихъ доро-

гахъ, но даже и въ столицахъ, грабили и убивали на

улицахъ и въ домахъ. Чего, впрочемъ, можно было

требовать отъ массъ, когда сами блюстители закона и

порядка, и и являлись первыми нару-

тпителями этого закона и порядка, широко практикуя

произволь и грабя казенное и обыва-

тельское добро, не останавливаясь ни передъ самымъ

беззастЬнчивымъ вымогательствомъ, ни передъ возму-

тительн±йшими и безобразн±йшими по-

ступками. Разум±ется, самая возможность существова-

такихъ властей обусловливалась низкимъ уровнемъ

умственнаго и нравственнаго народа. Однако,

причину надо искать

также и въ самой постановк± вопроса о власти. Эта

власть руководилась не столько закономъ, сколько

усмотр±кйемъ. „Между закономъ и

между и между правомъ и произ-

воломъ у насъ не было въ XVIII сколько-нибудь

опред±ленны.хъ границъ" *). Не только деревня, вся

страдала правовымъ голодомъ, 0TcyTcTBieMb

чувства законности. „Если я уважаю законъ, то и за-

конъ долженъ оказать **). Такого ува-

русскому челов±ку законъ въ прошломъ

не оказывалъ. У насъ не было прочнаго правового по-

рядка, того порядка, который, по прекрасному выраже-

К. Д. Кавелина, „работаетъ въ руку нравствен-

ному

Гольцевб. „Законодательство и нравы“.

Слова Чичерина. (Тамь же).

Гольцеп. „Законодательство п правы“