— ххн —

является поборникомъ уже отжившаго паганизма. Тогда

какъ не только люди народа, но и массы его пе-

рестали вЫовать въ божества и Рима и въ таин-

ственные обряды антропоморфической такъ мало

соотвјтствовавшей духовнымъ потребностямъ человвка,

Тацитъ, и именно по духу и реам$и противу

вновь распространявшихся peJIpmi03HbIxb Востока,

является горячимъ приверженцемъ боговъ древности, ко-

нечно безо всякой ввры въ нихъ; они становились анахро-

низмомъ, точно такъ же какъ и древней вольности

Рима, пустымъ словомъ, утратившимъ смысл и значе-

Hie. Какъ консулы, такъ и боги древности остались при

громкомъ но въ сущности безъ всякаго

Тацитъ съ любовью останавливается на храмахъ боговъ,

на мнимыхъ чудесахъ, раз-

сказываетъ ихъ подробно, и въ этомъ внушаемый

любовью кь старинВ, становится далеко ниже дучшихъ

представителей этой самой старины, КОТОРЫе давно уже

признали несостоятельность Олимпа и въ мысляхъ и сочи-

чтили лишь одно УВчное божественное начало,

не имВющее конечно ничего общаго съ баснями поэтовъ.

Отсюда понятно то и ненависть, какими

пресЛдуетъ Тацитъ Моисееву и Христову; а это

самое уже указываетъ сильное xpMcTiaHcTBa во

время Тацита. Паганизмъ видВлъ свою гибель неминучую,

и въ этого его доЬтигло высшей сте-

пени; оно сказалось и въ Тацитв. Слово любви и мило-

во плотившееся для 06H0B.IeHiH человвчества, не нашло

въ черствой дупА Тацита. Онъ предви$лъ гибејљ

Рима, видвлъ pa3JIomeuie современнаго ему общества, при-

вжствовалъ въ Германцахъ людей новыхъ, неиспорченныхъ,

свсВтихъ дВятелей на поприп$ историческомъ, но для ис-

тиннаго свВта, просвевщающаго каждаго человвка грядуща-

го въ MiPb, закрылъ глаза. Странное oc„riiIIJIeHie, но свой-