да есть собственно образъ чувствительности того народа кь
своей природз. Въ этомъ заключается сущность всякаго миеа,
-который въ своихъ стоить-къ природв неизм•В-
римо ближе насъ, чувствуетъ ее неизмвримо сильно насъ.
Посп того можемъ ди сказать, что нашь предокъ, какой
варваръ онъ не быль, меньше насъ чувствовулъ красоту при-
роды, меньше насъ любилъ природу именно въ ен картинахъ.
Онъ не размышлялъ, не разсуждалъ, не перешептывајся съ
вею — это правда. Онъ еще не быль мыслитель, онъ еще не
быль душею просввщенною, или искушенною въ наукев и ис-
кусствт; но онъобдадалъ, если можно такъ сказать, чувствомъ
самой природы и съ искренностью не только вос-
хищался ею, но и поклонялся ей, какъ божеству, въ любви_и
въ страхв. Онъ течно также, какъ и сентиментальные обожа-
тели природы, населялъ ее живыми существами; но эти суще-
ства не были шаловливыми амурами XVIII вожа, переносив-
шими только мобовные и вздохи прелестныхъ
пастушекъ и пастушковъ или унылыхъ меланхоликовъ; не бы-
ли выразителями только плотской или плотонической любви,
или отъ это были сожи-
тели его миеическихъ въ которыхъ онъ видвлъ
не образы сладостныхъ а образы живой двИстви-
тельности. Вообще народная свидвтельствуетъ одно,
ч5о челЬвВкъ вездгв и во вс•в времена оставался человвкомъ,
то есть любИлъ и обожалъ природу, любилъ не мыслью разсуд-
ка, а горячимъ чувствомъ Отской наивности или невин-
ности.
Переходя изъ отдаленной и поэтической области первобыт-
ныхъ миеовъ въ кругъ жизни прозаической, или практической,
го борьба за или работа для насущнагопо не-
обходимости огрубляла и притупляла восторги че-
ловВка и стремила его лишь кь однимъ грубымъ и черствымъ
интересамъднн,—и здвсь однако мы не можемъ сказать, чтобы
его сердце совсвмъ уже лишалось поэтической чувствитель-
ности кь красотамъ природы. или торгевый хозяинъ,
хотн бы и просвјщеннан душа, конечно смотритъ на луга и