да есть собственно образъ чувствительности того народа кь

своей природз. Въ этомъ заключается сущность всякаго миеа,

-который въ своихъ стоить-къ природв неизм•В-

римо ближе насъ, чувствуетъ ее неизмвримо сильно насъ.

Посп того можемъ ди сказать, что нашь предокъ, какой

варваръ онъ не быль, меньше насъ чувствовулъ красоту при-

роды, меньше насъ любилъ природу именно въ ен картинахъ.

Онъ не размышлялъ, не разсуждалъ, не перешептывајся съ

вею — это правда. Онъ еще не быль мыслитель, онъ еще не

быль душею просввщенною, или искушенною въ наукев и ис-

кусствт; но онъобдадалъ, если можно такъ сказать, чувствомъ

самой природы и съ искренностью не только вос-

хищался ею, но и поклонялся ей, какъ божеству, въ любви_и

въ страхв. Онъ течно также, какъ и сентиментальные обожа-

тели природы, населялъ ее живыми существами; но эти суще-

ства не были шаловливыми амурами XVIII вожа, переносив-

шими только мобовные и вздохи прелестныхъ

пастушекъ и пастушковъ или унылыхъ меланхоликовъ; не бы-

ли выразителями только плотской или плотонической любви,

или отъ это были сожи-

тели его миеическихъ въ которыхъ онъ видвлъ

не образы сладостныхъ а образы живой двИстви-

тельности. Вообще народная свидвтельствуетъ одно,

ч5о челЬвВкъ вездгв и во вс•в времена оставался человвкомъ,

то есть любИлъ и обожалъ природу, любилъ не мыслью разсуд-

ка, а горячимъ чувствомъ Отской наивности или невин-

ности.

Переходя изъ отдаленной и поэтической области первобыт-

ныхъ миеовъ въ кругъ жизни прозаической, или практической,

го борьба за или работа для насущнагопо не-

обходимости огрубляла и притупляла восторги че-

ловВка и стремила его лишь кь однимъ грубымъ и черствымъ

интересамъднн,—и здвсь однако мы не можемъ сказать, чтобы

его сердце совсвмъ уже лишалось поэтической чувствитель-

ности кь красотамъ природы. или торгевый хозяинъ,

хотн бы и просвјщеннан душа, конечно смотритъ на луга и