— 175

торую и Кокошкинъ, и Mock0Bckie друзья его проявляли по

кь „Горю отъ умас съ первыхъ же дней появ-

этой Казалось бы, для людей, съ такими

пытавшихся незадолго передъ тЈмъ аклимати-

зировать мольеровскую сатиру въ русской обстановкгь, дод-

жна быть симпатична еще 60.whe радикальная попытка

въ томъ же родј. Но, видно, сатира эта имјда цвну въ

ихъ глазахъ лишь тогда, когда, лишенная всякой

надьной и временной опре$ленностп, она прЈобр'Ьда 60rhe

или менгЬе безобидный характеръ, относясь какъ-бы кь об-

щечеловљческим, порокамъ. Когда же она оживилась бога-

тымъ, новымъ когда въ ней проступили

ясныя черты русской и въ особенности московской жизни,

когда, выражаясь словами Грибогћдова, нашил заДљли,

тогда поклонники Альцеста съ ненавистью набросились на

его законнаго преемника. Правда, они веди противь него

интригу скорје изподтишка и въглаза льстили Грибовдову,

особенно, когда его слава была уже упрочена, —

но онъ

превосходно зналъ Ц'Вну этой лести, и оттого-то у него вы-

рывались порою презритедьныя обо

всей старомодной московской литературной кдикгь.

Итакъ, нашелся, наконецъ, человвкъ, который могъ не

только в$рво понять (какъ это сдјдалъ еще Радищевъ)

главную мысль мольеровой пьесы, но и возсоздать ее въ

самостоятедьномъ Pa3H006pa3ieMb своего раз-

онъ превосходилъ своихљ ближайшихъ предшествен-

никовъ и потому не могъ не выработать въ себВ большую

чуткость въ эстетическомъ Вм'Ьст'В съ твмъ,

ему не нужно было создавать ce6rh искусственный, книжный

интересъ кь Мизантропа; его собственный харак•

теръ, рВзкая и правдивая ргьчь, необузданность честнаго

и такое же душевное одиночество среди враж-

дебнаго общества, — все это побуждало его сродниться съ

мольеровымъ героемъ. Въ раннемъ знакомствј его съ произ-

Французскаго комика сомноаться невозможно;

оно въ тв времена обязательно входило въ кругъ первона-

чальнаго BocuwvraHiH барскихъ джей; Пушкинъ въ самомъ