вздохами и ахами, оросились слезами тихой поэтической гру-

сти; поцы-стихотворцы запвли романсы и пвсенки о рощахъ

и лугахъ,• пов%ствователи разсказывали все о тот же• БВдноИ

лиз'в на всв лады. Явилась даже „Прекрасная Татьяна, живу-

щая у подошвы Воробьевыхъ горъС(1804 г.). Самъ Жуковскт

посватилъ свою чувствительность и романтику „Марьиной Ро-

(пов•всть, 1809 г.).

Само собою разумвется, что произведенное Б%д-

ною Лизою, вызвавшее въ литературв многочисленнын под-

pazaHiH, не замедлило вскорћ и само превратиться въ притор-

ную пошлость, которую точно также не замедлила осмЈять

здравйя сатира. Передразнивая въ точности чувствительныхъ

повзствователей, эта сатира нарисовала безвыходное

новаго автора, который не знаетъ, гд'в героевъ-лю-

бовниковъ своей новой поввсти, найти мвсто для дм-

CTBih своей чувств.ительности, ибо куда не забредетъ мелан-

холикъ безъ плана и Ц'Вли, везд% вездв на-

мн памяти сердца! „Напрасно молодые авторы бу-

дуть искАть около Москвы какого нибудь мвстечка дла

“eHia героевъ-любовниковъ, старушекъ, пустынниковъ.... Все

уже занято!.. .Воробьовы горы—заннты;окрестности Симонова—

заняты; Марьина роща—занята! Лизы, Тани, Кати, Маши, со-

всвми семействами и знакомцами, отмежевали себ$ пола, горы,

Пса, долины, и уже некуда водить читателей...“ Наконецъ ав-

торъ находить мзсто для своихъ любовниковъ: это

Л уж ники, • ) что за Дзвичьемъ монастыремъ. „Безводобно!...

Прелестно!.. У

восклщаетъ онъ. „Я заставлю гуанть по Луж-

никамъ всю чувствительную публику московской столицы. ...

Моя повјсть будетъ такъ интересна, такъ трогательна, что

Лужники сдыаютсн сходбищемъ всвхъ меланхоликовъ обо-

ихъ половъ; не останетса кругомъ ни одной березы, ни од-

ного дуба, ни одной сосны, на которыхъ бы he были вырв-

заны стишки...

Конечно, было очень много смвшнаго въ подобныхъ излЈя-

Hiaxb чувствительности, которая съ разсудочноИ и остроум-

• ) ОстроуиныИ наиевъ о лувВ, хотя слово И ввив и озвачаэтъ Оствость дуговую,