вздохами и ахами, оросились слезами тихой поэтической гру-
сти; поцы-стихотворцы запвли романсы и пвсенки о рощахъ
и лугахъ,• пов%ствователи разсказывали все о тот же• БВдноИ
лиз'в на всв лады. Явилась даже „Прекрасная Татьяна, живу-
щая у подошвы Воробьевыхъ горъС(1804 г.). Самъ Жуковскт
посватилъ свою чувствительность и романтику „Марьиной Ро-
(пов•всть, 1809 г.).
Само собою разумвется, что произведенное Б%д-
ною Лизою, вызвавшее въ литературв многочисленнын под-
pazaHiH, не замедлило вскорћ и само превратиться въ притор-
ную пошлость, которую точно также не замедлила осмЈять
здравйя сатира. Передразнивая въ точности чувствительныхъ
повзствователей, эта сатира нарисовала безвыходное
новаго автора, который не знаетъ, гд'в героевъ-лю-
бовниковъ своей новой поввсти, найти мвсто для дм-
CTBih своей чувств.ительности, ибо куда не забредетъ мелан-
холикъ безъ плана и Ц'Вли, везд% вездв на-
мн памяти сердца! „Напрасно молодые авторы бу-
дуть искАть около Москвы какого нибудь мвстечка дла
“eHia героевъ-любовниковъ, старушекъ, пустынниковъ.... Все
уже занято!.. .Воробьовы горы—заннты;окрестности Симонова—
заняты; Марьина роща—занята! Лизы, Тани, Кати, Маши, со-
всвми семействами и знакомцами, отмежевали себ$ пола, горы,
Пса, долины, и уже некуда водить читателей...“ Наконецъ ав-
торъ находить мзсто для своихъ любовниковъ: это
Л уж ники, • ) что за Дзвичьемъ монастыремъ. „Безводобно!...
Прелестно!.. У
восклщаетъ онъ. „Я заставлю гуанть по Луж-
никамъ всю чувствительную публику московской столицы. ...
Моя повјсть будетъ такъ интересна, такъ трогательна, что
Лужники сдыаютсн сходбищемъ всвхъ меланхоликовъ обо-
ихъ половъ; не останетса кругомъ ни одной березы, ни од-
ного дуба, ни одной сосны, на которыхъ бы he были вырв-
заны стишки...
Конечно, было очень много смвшнаго въ подобныхъ излЈя-
Hiaxb чувствительности, которая съ разсудочноИ и остроум-
• ) ОстроуиныИ наиевъ о лувВ, хотя слово И ввив и озвачаэтъ Оствость дуговую,