— 16 —
порь еще разсказываетъ, что старинные pycckie люди едвали
имми образъ и во всякомъ случат походили
больше на животныхъ, Омъ на людей. Это сказано рмко, но
разобравши существенныя черты такого y6taqeHik о нашей
старинв, это будетъ сказано очень оправедливо. Y6taqeHie
это вырабатывалось въ цвлаго cT00TiH и Караизинъ
3Д'Всь является только невольнымъ его отголоскомъ, высКазы-
ваетъ только обычныя и привычныж, ходюйя по этому
предмету. TakiH о родной старинв, какъ и обо всемъ,
чтђ носило русскбе имя, стали выростать изъ нвкотораго бар-
скато высоком•вкйн русскихъ европейцевъ передъ старою и по
существу своей все таки мужицк о ю Русью, изъ
просв•вщенной ихъ гордости, или изъ гордости ихъ просввще-
низменнымъ уровнем% нашего стариннаго общаго
невзжества. Это случилось въ ту пору, какъ pycckie европей-
цы стали чувствовать себя истыми Французами по
и настоящими нВмцами по государствомъ, когда
два слова—баринъи мужикъ, образовали себя пропасть
въ культурнаго общества.
Нельзя было и не загордиться русскому человму этимъ
новымъ npocBt111eHieMb, потому что все оно сосредоточивалось
главнымъ образомъ на внвшности, только на цивилизованной
Формв, которая какъ разъ приходилась въ ростъ и въ мвру
нашему барскому той черм народнаго характера,
которая описана даже въ старыхъ нашихъ пвсняхъ-былинахъ,
ибо хвастать на пиру, т. е. передъ обществомъ, чвмъ бы то
ни было въ древней Руси бьЈло не только правиломъ порядоч-
наго но и лучшимъ людской бесыы.
Допетровская Русь конечно представляла очень рвзкую и
очень невыгодную для нен противоположность съ Француз-
скою Европою второй половины XYIII В'Вка, и именно въ• от-
Формъ и манерь и всяка“ сво-
ихъ мыслей и чувствъ. Русь бьџа по-деревенски груба во
всемъ, и въ нравахъ, и въ обычаяхъ, и въ своей
и въсвоеИ литературв, каковой въ добавокъ дла сввтскаго чте-
Hiz почти вовсе не существовало. О грубости и простоватости