— 16 —

порь еще разсказываетъ, что старинные pycckie люди едвали

имми образъ и во всякомъ случат походили

больше на животныхъ, Омъ на людей. Это сказано рмко, но

разобравши существенныя черты такого y6taqeHik о нашей

старинв, это будетъ сказано очень оправедливо. Y6taqeHie

это вырабатывалось въ цвлаго cT00TiH и Караизинъ

3Д'Всь является только невольнымъ его отголоскомъ, высКазы-

ваетъ только обычныя и привычныж, ходюйя по этому

предмету. TakiH о родной старинв, какъ и обо всемъ,

чтђ носило русскбе имя, стали выростать изъ нвкотораго бар-

скато высоком•вкйн русскихъ европейцевъ передъ старою и по

существу своей все таки мужицк о ю Русью, изъ

просв•вщенной ихъ гордости, или изъ гордости ихъ просввще-

низменнымъ уровнем% нашего стариннаго общаго

невзжества. Это случилось въ ту пору, какъ pycckie европей-

цы стали чувствовать себя истыми Французами по

и настоящими нВмцами по государствомъ, когда

два слова—баринъи мужикъ, образовали себя пропасть

въ культурнаго общества.

Нельзя было и не загордиться русскому человму этимъ

новымъ npocBt111eHieMb, потому что все оно сосредоточивалось

главнымъ образомъ на внвшности, только на цивилизованной

Формв, которая какъ разъ приходилась въ ростъ и въ мвру

нашему барскому той черм народнаго характера,

которая описана даже въ старыхъ нашихъ пвсняхъ-былинахъ,

ибо хвастать на пиру, т. е. передъ обществомъ, чвмъ бы то

ни было въ древней Руси бьЈло не только правиломъ порядоч-

наго но и лучшимъ людской бесыы.

Допетровская Русь конечно представляла очень рвзкую и

очень невыгодную для нен противоположность съ Француз-

скою Европою второй половины XYIII В'Вка, и именно въ• от-

Формъ и манерь и всяка“ сво-

ихъ мыслей и чувствъ. Русь бьџа по-деревенски груба во

всемъ, и въ нравахъ, и въ обычаяхъ, и въ своей

и въсвоеИ литературв, каковой въ добавокъ дла сввтскаго чте-

Hiz почти вовсе не существовало. О грубости и простоватости