весьма орвгинаљно и есть подъ гаубокаго п

Руссо.

Карамзинъ начинаетъ свое т%мъ, что Ж. Ж.

Руссо о вред•В наукъ и искусствъ, не опредьивъ

прежде, что овь понималъ подъ Вми и другими. «Правда,

пвшетъ онъ, если бы Руссо опредьихь ихъ справедливо,

то главныя идеи трактата его поднялись бы на воздухъ

и разс%ялись въ дыму, какъ пустые Фантомы, а Жанъ—Жаку

непре"нно хондось бранить ученость и npocduxeHie».

Пос.“ этого Карамзивъ старается доказать пользу и не-

обходимость наукъ и Онъ начинаетъ съ оаре—

наукъ и вскусствъ; опредЬяя онъ ме-

жду-прочимъ говорить: «Я думаю, что первое поэтическое

TBopeHie было ни что иное, какъ томногрустнаго

сердца, то есть, что первая была элегическая. Чело-

в%къ веселяпЙйся бываетъ столько занять предметомъ сво-

его веселья, своей радости, что не можетъ заняться описа—

HieMb своихъ чувствъ; онъ наслаждается, и ни о чемъ бол{е

не думаеть. Напротивъ того горестный другъ, горестный

дюбовникъ, потерявъ милую половину души cBoeii, любить

думать и говорить о своей печали, изливать, описывать свои

чувства; избираетъ всю природу въ дойренные грусти своей;

души его есть уже, такъ сказать, онъ хо-

четь облегчить свое сердце, и облегчаетъ его—слезами и

веселыя произошли въ поздни-

времена, когда человКъ стал описывать не только

свои, но и другихъ дюдей чувства; не только настоящее, но

и прошедшее; не только д“ствительное, но и возможное

или Ароятное.»

Карамзинъ быль такого что если бь какой-ни-

будь духъ тьмы могь теперь въ минуту истребить BC'h плоды

ума челов%ческаго, жатву вс%хъ прошедшихъ Вковъ: то