146

РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ.

Впрочемъ, объ этомъ содержанв«. божественномъ, тайномъ и непонятномъ—

нечего заботиться, такъ какъ оно всегда будетъ тамъ, гдЬ всеизсуши-

вающей схоластики. Истинный, свободный, вдохновенный художникъ фатально

всегда вложить его въ свое

Однако дальн%йшее русскаго искусства было обусловлено не только

характера, но и чисто-эстетической теор\ей.

Съ 50•хъ годовъ во вс%хъ художественныхъ отрасляхъ одновременно съ ути-

литарными взглядами, въ т±сной связи съ ними, сталь входить въ р%ши-

тельную силу реализмъ.

Въ сущности, появился у насъ раньше. Пушкинъ, Лермонтовъ,

Грибо%довъ, Крыловъ, Гоголь и Кольцовъ были настоящими реалистами и

даже величайшими реалистами во всей русской литерату*. Однако. они были

ими не въ силу какихъ-либо а непосредственно. Какъ живыхъ людей

какъ настоящихъ художниковъ, ихъ слишкомъ трогало окружающее. Они такъ

страстно жили общей жизнью. такъ страстно ею увлекались, что естественно

должны были черпать и свои темы и свое изъ д“ствительности.

Но они не были притомъ порабощены д“ствительностью. Когда Пушкина, Го-

голя и Лермонтова манило въ сказочный MiPb, когда думы ихъ отвлекались

отъ обыденныхъ интересовъ и устремлялись кь высшихъ, вн±ем-

ныхъ началъ, они вполн± отдавались этому своему и какъ-разъ

тогда творили свои вещи.

То же самое было и въ живописи, но, разу“ется, въ бол•Ье

мелкихъ. художники до покоАн1я 50-хъ годовы Боровиков-

ск(й, Орловск1й, въ н%которомъ и Ивановъ,

были также вполуњ реалистами, но и они не были закабалены черствой, узкой

теор1ей. Они воспроизводили д“ствительность съ полной правдой и искрен-

ностью только потому, что близко стояли кь жизни, что любили ее, что имъ

тотљлось ее изображать 1).

Съ 40-хъ годовъ, поск того, какъ въ были сд•Ьланы удач-

ныя попытки формулировать и систематизировать post factum свободное

вдохновенное искусство нашихъ великихъ писателей 20-хъ и 30-хъ годовъ,

реализмъ сталь и въ русской литерату*, а затЬмъ и въ русской живописи—

обязательнымъ лозунгомъ. Онъ теперь уже не вытекалъ естественно изъ личной

склонности художниковъ кь жизни, но являлся стройной, разумной, а главное, на-

вязываемой ц%лымъ им±вшимъ своихъ фанатиковъ, ерети-

ковъ и враговъ. Шло это какъ все въ нашей культур% за

200 л%ть, съ Запада, въ сороковыхъ годахъ на с“ну романтизму явилось

лости греческой вазы, и въ сказачной пестротрв перщскаго ковра, и въ вверахъ Вапо и

Кондера, такъ же, какъ и въ Страшномъ СудЬ Микель Анджело и въ .Angelus• Милле.

1) Лишь Венецјановъ среди нихъ принадлежалъ кь изв%стному, ху-

дожественному толку, но и онъ принадлежалъ кь нему совершенно свободно, по доброй

вон, по а не въ силу какого либо извнВ. которое связывало-бы его твор-

чество. СовсВмъ другое его ученики: они питались уже готовымъ, сложившимся

(очень узкимъ. потому что въ его принимали далеко не художественныя

силы того времени), и, какъ люди ограниченные превратили его въ т%сную, неподвижную фор-

мулу, изъ которой не было выхода. Изъ этой формулы можно было только насильно вырваться,

но тогда неминуемо попасть въ тиски, еще хупш1е: въ академизмъ. Зарянко быль наи-

бол%е посл%довательныиъ изъ и. какъ-разъ, онъ низвелъ все милое, высоко-

художитвенное искусство своего учителя до какой-то рабской съемки, до какихъ-то вым±рокъ и

Весьма печально что его тупоумное. робкое кь живописи отчасти отра-

зилось зат%мъ на техниВ его учениковъ, иначе говоря. на главныхъ предста-

вителяхъ русской реалистической школы 60-хъ и 70-хъ гоповъ, вышедшихъ почти поголовно

изъ Училища Живописи и Зарянко быль профессоромъ.