БРЮЛЛОВ ъ въ росс 1 и.

Ж.

67

Когда въ Петербург% узнали, что авторъ Помпеи• на пути что

онъ уже въ москвЫ то р%шено было устроить ему небывалыя Въ наши

дни ежедневно бываютъ у Донона так1я всякихъ юбиляровъ, какъ

происшедшее въ Академ1и 11 1юля 1836 г., но тогда, въ то чопорное, ка•

зенное время, этоть об%дъ, съ двумя оркестрами, съ картиной Брюллова

въ фон% залы, съ лавровымъ ввнкомъ, рвчами, пьянствомъ и слезами умиле-

ч%мъ-то фантастическимъ, какимъ-то неземнымъ раемъ и вко-

нецъ отравилъ художественную молодежь. стать Брюлловымъ, быть

чествуемымъ на такихъ-же пиршествахъ—вотъ что теперь забродило въ юныхъ

головахъ. Кому какое д%ло было до со вс%ми его простова-

тыми сценками, когда теперь открывался путь Рафаэля и Гвидо, обсаженный

лаврами, и прямо кь Парнасу, путь, прославленный „милымъ• Гоголемъ

и „великимъ• Кукольникомъ! вторую Помпею—стало мечтой горячихъ

и пламенныхъ старые пр*ссора уб%дились, что имъ нечего боять-

ся Брюллова, что онъ не из“нилъ имъ: хоть и дерзкая вещь была его . Пом.

пея• , но все-таки несомн%нно кровное д%тище Академ\и; ум±ренные-же юноши так •

же были очень довольны, такъ какъ, если они и отчаивались дойти до самого

маэстро, то все же не теряли надежду попасть хоть въ свиту его, выучившись

рисовать, какъ онъ тому выучился, не боясь эффектничан{я, какъ онъ того не

боялся.

И такимъ образомъ въ ту самую минуту, когда Пушкинъ съ прекрасной

и какъ будто безпечной улыбкой предлагалъ свои роковые и небывалые воп-

росы,—до сихъ порь еще не Гоголь разразился

нымъ си%хомъ, но вскор% спохватился и многозначительно запророчествовалъ,

когда Кольцовъ загЊлъ свои простыя, но полныя таинственнаго смысла п%сни,

когда Лермонтовъ пр:открылъ безконечную глубину своей трагической души,

когда у насъ истинно-русское искусство—въ разцв%ло такимъ

пышнымъ и чудеснымъ ц“томъ, — тогда-то наша б•Ьдная живопись, въ чаду

усВха „Помпеи- , въ сумятиц% всеобщаго толкаемая Вми-же

Пушкинымъ и Гоголемъ, вдругъ отвернулась отъ истины и жизни, и рабски

поплелась всл%дъ за итальянизированнымъ академикомъ, любуясь его „высшей

школой и, не зам%чая, что подъ блестками наряда его страдаетъ и ломается

искривленное, развращенное существо.

Правда, тЬмъ врменемъ въ казарменныхъ каморкахъ уже скромно спи-

сывалъ портретики съ товарищей б%днякъ - офицерь еедотовъ, которому

выпало на долю бросить самый тяжелый камень въ этого ку-

мира, но для котораго Брюлловъ тогда быль такъ недоеягаемо высокъ, что

о приближен1и кь этому колоссу, а т±мъ паче о борьб% съ нимъ, ему, диле-

танту - самоучк%, и въ голову не приходило; правда, въ разныхъ Астахъ

уже жили, росли и развивались тв юноши, которые выступили по-

томъ одни сознательно, (такъ-же, какъ еедотовъ) безсознательно, самыми

опасными врагами всего Брюлловскаго принципа; правда, въ Итал\и, въ томъ

же Рим%, уже жиль и страдаль мученикъ Ивановъ, самой

печальной жертвой и на в%ки тьмъ ее. Однако, въ дни