— 48 —

Пусть дуп мой да умертвитеа,

И т•Ьло б±дное гробу иредаетса! 1)

Въ другой взора милой вызываетъ также роковое

ptrneHie.•

„..На очи милы не дають взирати:

Ах, беда, беда! хощу 3)

Или въ томъ же сборникЬ пфсенъ:

„Давно цветоиа сего не вита,

Истинно со снуви часто умирала,

Тавожъ сивы по вса ночи

Идпущии мои очи (2) 3).

Наконецъ, въ того же сборника находимъ такой харак-

терный для стиля Мовной лирики начала XVIII в. Мревъ:

„Ахъ, умираю, весь истце>ваю!

Обращаемся теперь кь случаямъ, въ которыхъ можно вид%ть

сл%ды польско-малорусскаго B.IiHHia. Смерть отъ любви, вакъ опре-

Тленная, за%зженная формула, чувствуется уже въ одномъ ПОДЬСЕОМЪ

занесенномъ въ руссМ сборникь, едва ли не конца

xvrr вы:

...яЈа па twym grobie

Napisze sobie,

2е umrzeC musze т Smierci" 6).

Угрозу смертью отъ любви съ тою же риемой находимъ и среди

виршъ Дзюбаревича:

„ДИВЧИНОНЬЕО, пригорни ма Е СОВ

ав ти ма не пригорнешъ, обачишъ ма в гроб“ Э.—

Эго мотивъ нерЈШй и въ позднМшеЙ малорусской народной

птсн%, туда не безъ литературныхъ виршъ. У

х) Ibil, и. 53.

3) тв., 823, д. 122.

в) Рух. тв. м., .К 828, д. 72 об.

4) Ibid., и. 127 об., посц% каждой строфы; въ рук.

6) Въ русской см. ваши т. 1, стр. 190 -1, рук

И. П. Б., Ч. 25.

6) ИзсПдов., 2, стр. 163, 2.