' 12

ТУРАЕВ. Псория ДРЕВНЕГО востокА

Несколько иного порядка мифы и культы Тира и Карфагена. Если известные

сказания о путешествиях Мелькарта и Иракловых столпах могут быть мифическим

олицетворением тирскогп мореходства, а вычитанные Саллюстием из Гиемпсала

рассказы о подвигах и смерти Иракла в Испании и происхождении от него нумидов

и ливийцев выдают евгемеристическое происхождение, то известное нам о культе

Мелькарта указывает на его солнечный характер. Иосиф Флавий приводит известие

Менандра, что царь Хиром впервые отпраздновал «шробуждеиие Мелькарта в месяце

перитии». Последний приходился на зимнее солнцестояние, следовательно праздник

мо времени соответствовал римскому NaValis Scli3 invicti. Что Хиром «впервые»

отпраздновал в это время, может указывать на то, что к этой эпохе тиряне признали

окончательно Мелькарта солнечным божеством, а может быть на какую-нибудь

реформу календаря. На солнечный характер его указывает также сопоставление

с Ваал- Хаммоном и сооружение в честь его так наз. хамманим. Первый — карфаген-

ское божество, встречающееся неукоснительно на пунических надписях вместе с

Тани•г; имя его обыкновенно производят от корня hammah — «пылать» и объясняют

как «знойный» — опитет знойного божества. Хамманим — это камни или столбики —

обелиски, ставившиеся у жертвен11иков бога и, судя по своему названию, были

посвящены ему как, божеству солнца. Может быть, ато было что-либо вроде канде-

лябров, изображенных на лилибейской надписи, но вообще ими назывались символы

Ваала или Мелькарта, который часто представлялся в виде колонн или обелисков.

Кроме того, на одном позднем африканском памятнике Ваал-Хаммон изображен

с луами вокруг головы. Во всяком случае, ни к одному божеству древности не шла

так роль владыки солнца, как к покровителю Тира и Карфагена, который находил

себе почитателей от восточного берега Средиземного моря не только до самых запад-

пых его пределов, но и за последними: Лике на Атлантическом океане в Африке

славился его храмом, а женское дополнение его'— Астарта оставила свои следы

даже в Анј•.лии, где в нортуберландском Корбридже найдена надпись, начинающаяся

словами: «Аптб?ттк Дора». Солнечный характер Мелькарта отразился и в мифе.

И он был убит Тифоном, силой мрака, и ожил при помощи Иолан-Эшмуна.

Подобно библской Баалате, Мелькарт или вообще Малк, Молох, как показы-

вает уже его имя, был царем и владыкой человечества, которое всецело от него

зависело. Проявлением рабских чувств и были те страшные человеческие жертво-

приношения, которые являются другой мрачной стороной ханаанских религий.

При всяких важных политическшх событиях, при общественных бедствиях, умило-

стивляли бога•деспота, принося ему н жертву самое дорогое для человека — детей.

В случаях крайней опасности царь собственноручно закалывал своегб первенца, а

пиогда, как мы, напр., знаем в Карфагене, происходили целые гекатомбы из детей

знатных фамилий. Подобные ужасные празднества впрочем происходили и без внеш-

гшх причитт, а ежегодно в главный праздник алчного божества, для напоминания о

зависимости от него и для его умилостивления. Равным образом и благодарность

за успех, напр., в войне выражалась н заклании или всесожжении пленных, из

которых для отой цели выбирались лучшие в физическом отношении, свободные

от каких-либо телесных недостатков. Таким пугем жертвователь Щишал себя дохода

от прода;ки их в рабство п совершал, следовательно, сугубую жертву. Человеческие

жертвоприношения совершались не только как всесожжение, хотя это вообще счита-

лось самым совершенным способом направления дара к божеству: огонь пожирал

все и в виде дыма нес к самому небу. Тирские и карфагенские мореплаватели нахо-

дили необходимым умилостивлять покровителей водной стихии человеческими и

другими жертвами. Так, Гамилькар, отплывая с флотом, бросает в море жертвенных

животных, а осажденные Александром тиране рубят на куски на стенах города

пленных солдат,и бросают в море. Подобные обряды мы находим у многих народов

древности. Так, на знаменитых балаватских вратах изображены ассирияне, бро-

сающие куски животных в воду озера Ван. Но человеческих жертвоприношений

ФиникпянЕ В x—IX ВЕКАХ

в том размере, как это мы встречаем у финикиян, не было ни у вавилонян, ни у

ассириян, ни у египтян. Зато они в изобилии попадаются у других семитическшх,

особенно ханаанских народов, не исключая и евреев.

Жертвы в честь моря указывают нам на то, • что с течением времени у финикиян

явилось представление о его божествах. Иначе, конечно, не могло быть, но вопрос

етот для нас весьма темен. Кроме глухих намеков у Филона библского, мы распо-

лагаем таким 7ке поздним источником — монетами, на которых иногда изображаютен

божества, большею частью р греческом облике, и с признаками покровителей моря.

Так, например, на беритских монетах божество стоит с трезубцем на четырех дель-

финах, на библских — морской гений в виде крылатого коня с хвостом дельфина,

на тирских — Мелькарт, сидящий на морском коне, и т. д. Специально водный

характер однако никогда не приобрели финикийские божества; в атом отношении

гораздо дальше пошли ханаанский Дагон и арамейская Деркето, изображавшиеся

с рыбытм хвостом вместо ног. Эти божества особенно чтились у филистимлян; они

были известны и финикиянам, но играли у них менее заметную роль.

Сведения о финикийских трдмат_ мы почерпаем, кроме литературных и эпи-

графических указаний, из археологических данных и из изображений на монетах,

Хотя все ати свидетельства относятся ко времени очень позднему, хота они идут

со всех местностей вокруг Средиземного моря, населенных финикиянами, но они

удивительно подтверждают друг друга, доказывая, что и в этой стороне культа

первоначальное было весьма устойчивым и мало изменилось под внешними влиянйами.

Это первоначальное финикийских храмов также отсылает нас в пустыню, как почи-

тавшиесн в них божества. В основе их лежит священный предмет, фетиш, окружен-

ный двором. Этими фетишами, последним представителем которых является суще-

ствующий до сих пор «черный камены» в Мекке, были у финикиян конусообразные

или столпообразные, а то и круглые камни или колонны, считавшиеся

божественной силы и называвшиеся «вефилнми» — «домами божиими». Среди них

могли находиться и аэролиты, но вообще такое благоговение к большим камням

могло явиться только у жителей пустыни, для которых все, выделявшееся из одно-

образин равнины, возбуждало священный трепег. Еще ГДродот повествует о двух

в храме г. Тира: золотой и смарагдовой; Иосиф Флавий и Плиний говорят,

что золотая была круглой, а смарагдовая — четырехуго.льной. Их значечгие как

символов бога солнца видно уже из того, что, по Геродоту, смарагдовая колонна

Пш;» светила ночью. По всей вероятности, этот смарагд был фальшивый —

стеклянная лазурь. Греческие химики сообщают, что в древности были известны

средства сообщать благородным металлам и стеклянным сплавам фосфорические

свойства, и что эти способы были записаны в храмовых книгах. Возможно, что ати

тирские z-.i,iat были первообразами знаменитых Воаза-Нхина, воздвигнутых тир-

скими мастьрами в преддверии Соломонова храма. По весьма остроумной и правдо-

подобной конъектуре М. В. Никольского, их имена представляют финикийскую

надпись «jakun Ваа[ 00 — «да будет Ваал силою», Лукиан передает о в Иера-

польском храме, а Тацит, рассказывая о посещении Титом древнего храма в Пафе

на Кипре, останавливается на происхождении культа п на совершавшихся н храме

обрядах, под которыми чествуется богиня. «Последнян предста вляетсн не в чело-

веческом образе, но под видом камня с круглым основанием. который, поднимаясь

вверх, в виде конуса, уменьшается от основания к вершине». «Форма ата,

— добав-

не встречается больше нигде; причина ее неизвестно. Далее он, между

ляет он, —

прочим, говорит, что алтарь не омочается дождем, хотя и стоит под открытым небом.

Точно также и о горе Кармиле, где Веспасиан, принося жертву, получает предска-

вание о своем возвышении, говорит Тацит: «Кармилом называют и гору, и бога.

Здесь нет ни храма, ни изображения

— так передали предки, —

но только жертвен-

низ; и благоговение». Таким образом, культ совершался под открытым небом на

жертвеннике. Если в Пафе последний стоял пред фетишем богини, то на Кармиле