126

РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ.

комь и талантливымъ художникомъ сд%лалъ предметомъ своего изуч жи-

вопись древнихъ и итальянскихъ примитивовъ, (на которыхъ, бла-

годаря изысканЈямъ иностранныхъ и русскихъ археологовъ, за посл%днее время

было обращено особенное однако и онъ научился у нихъ только

вн±шнимъ npieMaMb и вовсе не проникся торжественной величественностью ихъ

духа. Въ своей живописи Васнецовъ по прежнему остался ловкимъ

мастеромъ-импровизаторомъ и иллюстраторомъ, не брезгающимъ пикантнымъ

шикомъ, остроумнымъ и театральной подстроенностью.

Сказки его хотя и напоминаютъ въ н%мецкихъ или

скихъ д%тскихъ книжкахъ однако все-же дороги для насъ. такъ-же, какъ

и но продуманные и м%стами прочувствованные, рисунки Шварца,

означаютъ новаго русскаго искусства. Въ нихъ, не смотря на зна-

чительную иностранную при"сь, впервые обнаружились н±которыя корен-

ныя черты русскаго художественнаго вкуса: такъ сказать, связываютъ,

древнее коренное русское искусство съ настоящимъ. Не будь

Шварца, быть можетъ у насъ не было-бы Сурикова; точно такъ-же не будь

сказокъ Васнецова и всей его сказочно-декоративной и декорат орской д%ятель-

ности, мы сид%ли-бы до сихъ порь на одной передвижнической рутин% или на

академической и у насъ не появились-бы Takie драгоц%нные ху-

дожники, какъ Нестеровъ (.не-церковный“), Пол%нова, Малютинъ, К. Коро-

винь и др., которые вывели насъ окончательно изъ

живопись Васнецова, напротивъ того, не внесла ничего но-

ваго и истинно-отраднаго въ наше искусство, а явилась только посл%днимъ

очень остроумно замаскированнымъ отголоскомъ помпезнаго, поверхностнаго

и эклектическаго академизма.

Гоголь, славянофилы и раскрыли такую глубину

въ русскомъ которая совершенно неизв%стна современному

европейцу. Если что внесла и еще должна внести въ общее духовное до-

челов%чества, такъ это своего Бога —не узко-русскаго, но общечело-

в%ческаго. Историческая русскаго народа (какъ всякаго другого живу-

чаго и духовно • одареннаго народа) заключается именно въ и выяс-

своихъ идеаловъ. Ивановъ — другъ Гоголя въ своей живо-

писи не усп%лъ выразить гоголевской пропов%ди потому, что слишкомъ много

времени досадно протратилъ на Лаокоона и Аполлона, „складки и наготу-. Сла-

вянофилы же и не и“ли подобныхъ Друзей среди живописцевъ и

ни единое живописное произведен:е посАднихъ пятидесяти льтъ не отразило

высокой мистики Кир%евскихъ, Хомякова, Аксаковыхъ или того

которое выразилось въ . Ид1от%И и въ . Карамазовыхъ•. Странно, но почти

живописцы посл%днихъ 50 л%гъ были, если не холодными академиками, то

ограниченными позитивистами. Для т%хъ изъ нихъ, кто быль посерьёзн%е, до-

ступн±е быль Левъ Толстой именно потому, что въ немъ, какъ и въ нихъ,

сильн%е говорило

Однако что новь дать художнику Толстой? Дойдя до полнаго

искусства, абсолютно не понимая и не зам%чая красоты формы и ея

Толстой въ своемъ на художниковъ, единственно моръ сбивать ихъ

съ толку. Но кромв того, будучи по самому существу своему, отрицателемъ

всякой тайны, Толстой не могъ направить ихъ на живопись, и

помочь т•Ьмъ, кто посвятилъ силы на творчество въ сфер%. Ге,

единственный, принялся изображать сцены въ толстовскомъ дух%..