КАРАМЗИНЪ.

223

принялъ на себя Карамзинъ и какъ онъ много сд'Ьлалъ, и

много сјфлалъ именно потому, что любилъ. Положимъ, что

въ свои лица онъ влагалъ кое-что свое, п что теперь исто-

piH старается и должна стараться представлять то что было,

а не то что могло быть; но это теперь. А если мы вспом-

нимъ, что Карамзинъ первый оживилъ столько лицъ, кото-

рыл до него казались мрачными Анями, и оживилъ именно

потому, что въ силу своего чувства отка-

зался отъ прежней мысли сократить древнюю то и

этотъ упрекъ долженъ замереть. Самъ Карамзинъ хорошо

понималъ, что первое Tpe60BaHie отъ историка есть истина.

«Не дозволяя себ никакихљ говорить онъ—

я искалъ въ ywh моемъ, а мыслей единственно

въ памятникахъ; пскалъ духа и жизни въ тлгЬющихъ

и, прибавимъ отъ себя, нашелъ. Но въ прошлаго

ничто не дается съ разу; истина не бываетъ абсолютною:

ее достигаютъ постепенно, и каждое новое nok0NHie при-

кладываетъ свое кь насМдству отцовъ.

Щлостность, единство труда Карамзина сказались въ его

Государства Pocciickaro». госу-

дарства—вотъ главный предметъ этого труда. Государствен-

ное единство) по Карамзину, ключъ ко всей русской

Государство это создалось умомъ и талантомъ московскихъ

князей и въ особенности 1оанна III. Говорятъ, что Карам-

зинъ идеализировалъ московское государство, идеализиро-

валь въ особенности 1оанна, поставилъ его даже выше Петра.

Правда, но могъ ли онъ представлять иначе, исходя изъ той

мысли, что перевороть Петра быль насильственный; а по

крутости М'ђръ Петровыхъ, онъ инымъ н не мотъ предста-

виться въ то время, когда еще не знали многихъ источни-

ковъ и когда было много людей, именно за то. и прослав-

лявшвхъ Петра и даже попавлявтихъ все свое челов%че-

ское достоинство во вйшнемъ европеизмгђ. Разв'Ь не могло

тогда придти въ голову: да стоить ли эта внГьшность такихъ

жертвъ? Кь такой мысли Карамзинъ пришель не первый: