— 40 —

До сихъ порь я разсматривалъ два элемента бас-

ни; между Амь какъ существуетъ еще и TpeTii. Если

мы, разговаривая на понятномъ языкђ, указываемъ дру-

гому вещь и говоримъ: это столЬ, то наше слово не

требуетъ дальнмшаго и не можетъ быть

вопроса: что значить это слово?

Этотъ вопросъ возможенъ въ этимологическомъ

Но это—другое Д'Ьло. Точно также, когда басня

разсказывается по поводу случая, то, если

она хороша, никто не спросить: она и что зна-

читъ? Разъ возникаеть такой вопросъ, она сама по сеО

нехороша.

Допустимъ такой случай: мужь и жена замечтались

о томъ, что они сдЬлаютъ, когда выиграютъ въ лоте-

реТ тысячъ? Но такъ какъ въ подобныхъ случаяхъ

каждый сјњдуетъ своему характеру и вкусаиъ, то они

заспорили, наговорили другъ другу колкостей. —Тутъ

вспомнились имъ мечты цыгана, который говорить: „я

накую варгановъ. пойду на базарь, куплю телку, изъ

нея выростетъ корова, у нея будетъ теленокъ, мы бу-

демь пить молоко“. • А цыганенокъ говорить: „а я буду

на TejeHki “дить”. Цыгань ударилъ его: „не тьзди,

спинку переломишь!“.

Мужь и жена вспомнили это, разсм'ћялись и спорь

прекратился.

Никто не будетъ спрашивать: почему имъ это

вспомнилось? Тутъ lINcTBie осязаемо и практически

важно. Но если образъ (въ широкомъ смысјв, сцђпле-

Hie образовъ) оторванъ отъ своего и если