— 40 —
До сихъ порь я разсматривалъ два элемента бас-
ни; между Амь какъ существуетъ еще и TpeTii. Если
мы, разговаривая на понятномъ языкђ, указываемъ дру-
гому вещь и говоримъ: это столЬ, то наше слово не
требуетъ дальнмшаго и не можетъ быть
вопроса: что значить это слово?
Этотъ вопросъ возможенъ въ этимологическомъ
Но это—другое Д'Ьло. Точно также, когда басня
разсказывается по поводу случая, то, если
она хороша, никто не спросить: она и что зна-
читъ? Разъ возникаеть такой вопросъ, она сама по сеО
нехороша.
Допустимъ такой случай: мужь и жена замечтались
о томъ, что они сдЬлаютъ, когда выиграютъ въ лоте-
реТ тысячъ? Но такъ какъ въ подобныхъ случаяхъ
каждый сјњдуетъ своему характеру и вкусаиъ, то они
заспорили, наговорили другъ другу колкостей. —Тутъ
вспомнились имъ мечты цыгана, который говорить: „я
накую варгановъ. пойду на базарь, куплю телку, изъ
нея выростетъ корова, у нея будетъ теленокъ, мы бу-
демь пить молоко“. • А цыганенокъ говорить: „а я буду
на TejeHki “дить”. Цыгань ударилъ его: „не тьзди,
спинку переломишь!“.
Мужь и жена вспомнили это, разсм'ћялись и спорь
прекратился.
Никто не будетъ спрашивать: почему имъ это
вспомнилось? Тутъ lINcTBie осязаемо и практически
важно. Но если образъ (въ широкомъ смысјв, сцђпле-
Hie образовъ) оторванъ отъ своего и если