185

нашелъ трупы своихъ дюбипыхъ слугъ, убитыхъ въ его 0TcyTcTBie

по царскому приказу, и прошелъ мимо, будто не видя, чтобы не

навлечь царсваго гнђва... Черта страшная, и характеръ, который

въ ней возсоздается, бевъ всаваго сомнгъта, глубже и сильнје того

бурно-медодраптичесњаго, вакимъ одЈлилъ Ваземсиго гр. А. Тол-

стой. Правда, за характероиъ, указанннмъ было бы больше

работы! “

бедоръ Басмановъ въ романтђ ТОДЬЕО скоморошествуетъ и

звенитъ серьгами, а по сказатю быль принуждень царемъ

убить своего отца. Онъ очень молодь, онъ храбръ, и (по сказатю

славно дерется...“

Въ той сценј романа, го Р'ћчь идетъ о шутовскоя кафтанђ

Морозова, „Н'Ьтъ возможности отмтить вс•ђ Мста, всгВ длин-

ноты, noBTopeHia, всю театральность еж постройки, всю наив-

ность, съ врторой она ведена, всј патети-

ческихъ тирадъ, то что авторъ прежде не

договорил чего-нибудь или не подготовилъ, — то по

необъяснимой привычкђ автора объяспять самаго себя. “

„Колдунь гр. А. Толстаго творить чудеса: исцћлаетъ словомъ

и провидить будущее. Онъ и“етъ полн%йшее ocH0BaHie вЈрить въ

силу своихъ заклинајй: то, что онъ призываетъ, повинуется, помо-

гаеть, покровительствуетъ ему; смдовательно, это не мечта, это су-

ирствуетъ•, слјдовательно, колдунь не суевљ“б. Что-зъ это

такое$ Это не вВроватй" , вакъ называетъ авторъ;

это доказанные, подтвержденные факты, въ которые обазанъ пов%-

рить и читатель. Очень странно!..

„Вахтерцы, бармицы, аксамиты, саадаки, иисюрки, ерихонви

и т. д.—старинныя слова, но старины въ нкхъ нјтъ"

Неровности слога у автора намренныа, значить нечего и из-

виниться въ нихъ. Но онј ужъ заодно съ другими неопредјленно-

стяни романа. Въ немъ, иежду прочимъ, случается, что исчезаетъ

время и пространство. Идеть, идетъ читатель, словно иолодецъ въ

свазм, идеть Москвой или слободой—вдругъ лјсъ, вдругъ ио-

настырь, вдругъ—отвуда ни возьмись татары! Кажется, все дм-

CTBie кружить подъ Москвой или недалеко, а нјтъ возможности