205

предмета; они видЈли от“нки своего чувства и, что особенно важно,

не всегда только эстетическаго чувства.

И передъ синими рядами

Своихъ воинственныхъ дружинъ,

Несомый уврными слугами,

Въ вачикВ бЛденъ, недвижимъ.

Страдая раной, Карп явился;

Вожди героя ши за нимъ.

Онъ въ думу тихо погрузился,

Смущенный взоръ изобразил

Необычайное волненье.

Казалось, Карп приводишь

Жеданный бой въ

Но что-же это такое? Нам не видно... Облокотился-ди Карлъ

на подлокотники качалки? Въ какомъ были его брови?

Какая складка дрожала у его губъ$ Мы не видимъ группы, не зна-

емъ, какъ идутъ вожди за качалкой, какъ несутъ вгЬрные сиги

своего повелителя. Если у Толстаго что-нибудь везутъ, мы знаемъ,

вакъ это дымятся волы подъ бичами доней, какъ

гужомъ и водой привозитса яшма. А вдећсь поэтъ насъ покинулъ;

онъ даль тольКо колоритъ картины, и все остальное предоставилъ

нашей свободј. Какъ-*е мы увидиш смущетеи недоумте Карла?

Коль ругнуть, такъ сгоряча,

Кодь рубнуть, тавъ ужъ съ плеча,—

воль топоръ, такъ узь топоръ, кань онъ есть, безъ ВСЯЕИХЪ тамъ

туманныхъ и мерцающихъ т%ней психологическаго

если Гавонъ врЈзалсн въ битву, такъ вр•ћзался, — валить

молотить и садить. Дјйствитедьность постоитъ сама за себя, если

только съуМть ее передать. И куда, право, годится эта изн%жен-

ная манера, когда то не дорисуютъ, то бросятъ два-три штриха и

унесутся Богъ В'Ьсть куда, гдђ не на что смотр'Ьть, когда ближай-

предотъ достаточно еще не разсмот#нъ8 И поэтъ

сиотргЬлъ, смотржъ во глаза, все виШтъ, отмјчалъ подроб-

ности, пока у него не зарябило въ глазахъ и предметн не подер-

нулись узоромъ.

Таково же и ухо поэта. Онъ не слушаетъ, а вслушивается. Овь

говорить о своемъ слуховомъ тольКо тогда, когда знаетъ