187

Надъ неприступной крутизною

Повисъ туманный небосионъ;

Тамь горь зубчатою с%ною

Отъ юга сОеръ отдШенъ.

Тамь ночь и снвгь...

Дла поэта все вто еще проза; его эстетическое безповойство

угомонится только тогда, когда все сольется въ одномъ пластиче-

скомъ фокус5 и онъ дјдаетъ СМ'Ьлый и въ высшей степени удач-

ный ударь рјзца.

...Тамь врагъ весиья,

СЫой зимы чдитый богъ

Играетъ вьюгой и мятелью,

Ярясь, уста примвнулъ въ ущелью

И дуетъ въ свой гранитный рогъ.

И Крыиъ ожил; горы сложились въ гранитный рогъ, въ

какую-то исполинскую раковину, въ которую дуетъ миеологиче-

тритонъ; вьюга и мятели вылились въ ГН'Ьва и

ярости; надо поднялся богъ зимы, живой всею жизнью

окрестнаго ландшафта. Съ такой же ловкостью поэтъ воплотилъ

въ мрамор'ђ и южный берагъ Крыма.

ЗОсь на буду ждать а,

Кань, вздымая корабли,

Море бросится въ объятья

Изнывающей земли,

И, покрытый пвной бЮой,

Упиясь, влюбленный

Снова ижетљ, онВмЮый,

У твоихъ, Таврида, ногъ.

И море живеть, живетъ людскою жизнью, позой и жестомъ чело-

Мка. У ногъ Тавриды—влюбленный богу, ландшафть стадъ чело-

вПомъ. И въ бой зимы, и въ влюбленномъ богј моря больше

жизни, типичности и характерности, чјмъ въ Гавонј, Гаральдј и

другихъ несомнјнныхъ дюдяхъ. Полетъ быль смјлъ, но

она ловко выхватила вс'ђ нужные ей элементы, и ихъ было довольно,

чтобы подчеркнуть холодную ярость бога зимы и знойную, утом-

ленную любовь черноморскаго бога.