— 100 —

образно тому. Но, спрашивается, куда д'Ьвались среди

чувства, когда, ставь въ

глай бунтующейся черни, онъ съ обнаженнымъ мечеиъ

въ рукахъ, посягаетъ на жизнь своего государя, при-

врывая это словами: «капля изоб-

пчитъ во бастарда, стыдомъ покроеть честь отца! »

Куда $вались чувство чести и рыцарская прямота, когда

Лаэртъ не только соглашается на короля

драться съ Гамдетомъ съ отточенною рапирою вмвсто

тупой, но придумываетъ еще одно средство, превра-

щающее бой съ принцемъ въ изм±нническое

(IV, 7): «Я награжу его. Я шпаги 0CTPie намажу ядомъ».

Только въ минуту смерти пробуждается въ немъ c03HaHie

неправоты и мерзости его поступка, равняющихъ его съ

простымъ «Простимъ другъ друга,

Гамлетъ; моя и моего отца вончина да не падетъ на

голову твою, твоя же на мою. (У, 2). Я въ собственную

свгь попался, я собственной убить». Добавимъ

еще одну черту кь Лаэрта. Этотъ чело-

и столь естественно раздраженный, въ силь-

нВйшемъ страсти сдыуетъ не за одною прав-

дою чувства, и въ ртЬчахъ, и въ его много

фальши, много напускнаго, наприм'ђръ, когда, прыгая въ

самую могилу сестры, онъ восклицаеть (У, 1): «Теперь

надъ мертвымъ и живымъ насыпьте могильный холиъ

превыше ПелЈона и зв±зднаго Олимпа голубой главы!».

Эта напыщенность въ словахъ всего сильнгЬе поражаеть

Гамлета, воторый цЬной отчаянья и утраты в±ры, npi-

о$лъ необычайную остроту при сортировкВ

правды въ чувствахъ и фальши. Гамдетъ срываетъ, такъ

сказать, маску съ Лаэрта: «Ты выть пришедъ? Ты на

зло спрьтнулъ въ ея могилу? Ты хочешь съ ней

зарытымъ быть? Я тоже. Ты говоришь о высяхъ горъ?

Такъ пусть же на насъ навалять холмовъ,

чтобъ Осса передъ нимъ была песчинкой». ВскоргЬ по-

томъ Гамдетъ признается Гораф (У, 2); «Лаэрта ува-

жаю, но право, другъ, риторика печали меня взбВсида».