161

въ Мевъ и сказать при этомъ то же, что говорить и pycckii

князи Даже благодушный Илья въ ycJ0Biaxb жизни поморскаго

края не сказалъ-ли бы словами Воривоя— „ утекай, клобучье племя“?

Осмпни Поповичъ, успй состариться, и онъ вполнећ за“нитъ

слјпаго пјвца въ безлюдной дубровђ. Конечно, и бы-

товыя въ нашемъ всегда сливаютса съ данною лич-

ностью; не по вингЬ поэта нјвоторыя имена связанн съ опредјлен-

шии правда и то, что обстановка даетъ

свой колорить каждому слову и каждому жесту историческихъ лицъ;

поэтому самый вопросъ о возможности замјнн одного историческаго

лица другииъ можеть показаться лишеннымъ интереса. Но въ Ма-

зепј Пушкина много бы осталось Мазепы, если бы онъ и не быль

гетманомъ. Сальери сохранил бы свой характеръ и подъ другимъ

имениъ. Степана Парамоновича можно было бы узнать и въ дру-

гихъ жизни. Конечно, поэтъ въ своемъ творчествгђ оста-

навливается на бо.%е удобной и болгЬе краснорјчивой но,

зная характеръ по данному мы получаеиъ такое пред-

о человЈк'Ь, которое иметь свое и внј данной

фабулы. Мн с“ло можемъ говорить, что Степань Парамоновичъ не

могъ бы быть гонцомъ Курбскаго, что Онјгинъ не повторилъ бы

Печорина въ княжн'ћ Мэри, что скупой рыцарь не иогъ

бы стать Плюшкинымъ. У гр. А. Толстаго подобное съ

героями было бы очень неосторожнымъ; если мн отнимеиъ отт дм-

ствующихъ лицъ ихъ имена, выниъ ихъ изъ рамокъ декоративной

характеристики и освободимъ отъ барьеровъ фабулы, —мы получииъ

удачную кь старому о Любой

душ% будеть уютно въ любомъ ММ; нђвоторое ова-

жуть только ть души, воторыя прикрћплены кь тьлу метафизиче-

скип ниточками—въ родгЬ первообразовъ, микровосиовъ и т. п.

Психологическая свмразность не составлаеть въ этомъ отношети

нивавихъ затруднеЈй.

Мн узе ви$ли, что поэть иногда сглаживаетљ и сиягчаеть

элементы въ своихъ балладахъ. И все таки героамъ

гр. А. Толстаго нерјдко приходится лавировать между драматиче-

скипи мотивами. Ловкость поэта повјсить надъ пропастью идилли-

11