169

кь нимъ не примнима. ВС'Ь они будятъ почти оди-

наковое чувство. Поэтъ, повидимому, им%етъ для нихъ свой услов-

ный кодексъ о$нки, когда жалость не переходить границъ благо-

(Кануть), когда измна своимъ y6iz;xeHiMb является ге-

ройствомъ Шибановъ), когда ушкуйникъ кажется рща-

ремь (пјсня о Гаральдј), когда nopazeHie не вызываеть чувства

горечи (Ругевитъ), кугда на своихъ смотрять очень благо-

душно (Гаконъ). Какъ же объяснить ceOb то невозмутимое спокой-

CTBie, ту непонятную гордость, которыми полны люди,

$ятельное yqacTie въ кровавыхъ и слишкомъ небезразличныхъ явле-

жизни? объяснить эту невмјняемость героевъ, отъ

которыхъ положительно нельзя требовать отвЈтственности за ихъ

дђятя? По нашему убждетю, полный отвЈть на эти вопросы

только въ пластическихъ поэта.

Поэтъ даетъ прошлое и будущее каждаго момента; онъ от“:

чаетъ черты личности и свободы въ каждомъ от$льномъ антЬ; по-

этому его образы можно судить и анализировать съ обычной точки

3PtHia. Живописецъ не можеть уйти за предфлы одного момента;

если онъ щетъ въ жизни красоты, то онъ выберетъ то, что почти

останавливаетъ Оятельность мысли и даетъ пищу только глазу.

Какой-же здјсь судъ? Какая-же зхЬсь возможна отйтственность?

У живописца есть еще одна забота, которая обыкновенно мало

безпокоить поэта; въ искусств%, которое не только говорить кра-

снами, но въ краскахъ же воплощаетљ и свою красоту, безусловно-

серьезное дВло колоритъ картины; пусть наука и опытъ при-

нуждають художника давать опре$ленные дополнительные цвјта

кь каждому цвјтному эффекту; пусть художнюџь пользуется значи-

тельной дозой свободы, рискуя на очень см'Ьлне

таки и его правда, и его красота—въ краскахъ, имђющихъ свби

законы, свои и

Надъ каждымъ поэтическимъ произведетемъ стоить свой ге-

незримый духъ изъ той области, которая называется

свободою творчества. Каждый поэть посвоему создаетъ характеръ,

посвоему завязываеть узлы фабулы, посвоему осв%щаетъ тайш че-

лов'ђческаго сердца. За великими образами поэтическаго творчества