177

ражи долго стояли надъ областью и отъ привычки и давности

стали казаться здоровою Ойствительностью.

Мн уже ви$ли, что донъ-Жуанъ „любимецъ есть природы“

мн уже знаемъ, что въ этой характеристикв слово „природа“ зву-

читъ необыкновенно глубокомысленно; эта природа—продувтъ

борьбы добрыхъ и злыхъ духовъ. Намъ подаютъ старинную вазу;

ин добродушно и просто осмјливаеися утверждать, что эта ваза

пуста; но и посвященный человћЕЪ увВряетъ насъ, что

она нолна до дна, и не виджь этого можетъ только и

0BizecneHHHi наблюдатель. Дерзость вјрить своимъ глазамъ,

смјлость думать своею удивительно ргђдвое; и

читатель вјритъ, что Жуанъ lignum, alienis mobile motis. Чья

руна поднимется, чтобы развјнчать красавца, — таинственнаго,

какъ метафизика мистицизма? И Жуанъ сохранаетъ за собою кре-

дитъ живаго человЈка, человјка отъ Hipa сего. Кто рискнетъ сва-

зать, что это параграфъ изъ эстетико-философскаго трактата,

слегка втиснутаго въ

Статуя командора у другихъ поэтовъ полна необъяснимой

тайны; на сцен'ђ она появляется не надолго и проваливается тавъ-же

загадочно, вакъ и пришла. Но •rp. А. Толстой любезнђе другихъ

иоэтовъ; онъ объасняетъ намъ секреть механизма и ведетъ насъ за

кулисы; таиъ, на нашихъ глазахъ несчастную статую заражають

самою врђпкою метафизикою.

Ты, что философы зовуть душой земди,

Ты, что магнитный товъ всегда струила,

Уиышь теперь мой зовъ, словаиъ иоимъ внеии,

Явись, таинственнаа сип!

Ты, жизненный атеить, ихимиковъ азотъ,

Незримое астральное теченье,

Твой господинъ тебя зоветъ,

Явись принять его велньа!

Ты, что шодсвой всегда питаешь потъ и трудъ,

Ты, что тавъ много душъ сгубип,

Усердье, преданность, ио вавъ тебя зовуть,

Явись, бииыиеннаа сип!

(Являетса туманная фигура).

Смотрите, вотљ она поврыта пеленой,

Еще не знаеть, ч%мъ ей выти изъ тумана...

12