165

ваться. Въ самомъ д'ьл'ь, kakia чувства будить въ насъ Саксонецъ-

Гаральдъ, когда онъ лежитъ на гастингскомъ пом и мјсацъ, какъ

щитъ, встаетъ надъ побоищемъ?

Недвижныя бы.ш черты хороши,

Нахмурены гордыя брови;

Любуясь на нихъ, я до жадной души

Напился Гариьдовой ври,

разсказываетъ воронь. Мы ничего не знаемъ объ этомъ Гараль$

изъ былинн гр. А. Толстаго. Вмђстћ съ Гейне мн глубоко волно

вались смертью этого короля, когда иноки Асгодъ и Эльрикъ на-

прасно искали его межъ жертвами боя, когда только 80PEia очи

женщины, глаза Эдифи, Лебединой Шеи, нашли того, кто когда-то

такъ недолго любилъ ее и такъ сурово бросилъ. Тамь были чувства,

которыя могъ подчеркнуть только Гейне; была драма, въ которой

сплелись удивительно разнородные элементы. З$сь-же, вмЈстђ съ

ворономъ, мы только дюбуемса нахмуренными бровями саксонца и

вигЬстЬ съ поэтомъ любуемся Амь ворономъ, который пьетъ коро-

левскую кровь. Передъ нашимъ взоромъ проходить радъ боевыхъ

картинъ съ одинаково мрачнымъ фоноиъ; здђсь по Штамъ ярко

выступають гордыя и суровыя лица, полныа красотою смерти. Тавъ

отнестись кь сюжету могъ только живописецъ, у котораго красота

свЈтовыхъ эффектовъ составляетъ единственный стимуль творчества.

Всматриваясь въ пружины невольныхъ драматическихъ столкно-

въ легендахъ Толстаго, мы всегда замјчаеиъ это странное

свойство творческаго механизма. Любители возвышеннаго и торже-

ственнаго, конечно, не обращаютъ на ть недомолвки, ко-

торыми купденъ для пихъ художественный эффектъ. Иногда,

однако, не безполезно подвести итоги и недомолвкамъ. Возьмепъ ту

сцену, гдј Дамаскинъ подаетъ халифу просьбу объ отставкћ.• 1) Да-

маскинъ первыйрал говорить своему повелителю о своемъ „иноиъ

призвати". Это не старый спорь, гдј люди Мнялись уже возра-

zeHian; это новая тема, которая вся дается пока въ общихъ мгЬ-

стахъ и принципахъ. 2) „Любимому рабу“ халифъ предлагаетъ

стать его „единымъ братомъ", изъ пе-

рейти кь самой сердечной дружбы. По смыслу его ржи,

вто награда Дамаскину за иудрость. Халифъ, конечно, солалъ