172

РУССКАЯ

Кривой: гуДохяика

живопись.

Взяться за обязательный въ

то время и

Щедринск1й бийъ онъ не

быль въ состоян\и, хотя и

признавалъ значен1е его.

Долгое время находясь подъ

впечатл%н1емъ картины Ива-

нова, Крамской рвался пойти

той . же дорогой. Онъ пони-

маль отлично. что существу-

ютъ и друг1я, задачи,

нежели общественное слу-

и прекрасно чувство-

валъ, что въ искусств% эти

задачи могутъ быть лучше

всего разр%шены. Кь со-

не зналъ, какъ и за что

ему взяться. Потому-то онъ

и метался всю свою жизнь,

перходя отъ „Христа въ

пустыне кь . Русалкамъ•,

отъ „Руслана- кь „Радуй-

ся Царю 1уд1йску•, отъ

Ирод1ады• кь „Неут%ш-

ному горю • , отъ .Осмо-

тра стараго дома• кь . Лун.

ной ночи- , каждый разъисто•

щаясь въ найти

выражен1е своему не вполн•Ь найденному внутреннему идеалу. Ге не могъ

быть ему товарищемъ и помощникомъ, какъ не достаточно логичный мысли-

тель. Толстой же и Достоевск\й во взглядахъ на пластическое искусство всегда

оставались слишкомъ позади него, чтобы служить Крамскому двльными со“-

тами. —Онъ быль слишкомъ одинокъ въ своихъ душевныхъ взглядахъ, а въ

жизни его окружали люди, гораздо ниже его по умственному разви-

т1ю. Поэтому то ему и было такъ трудно вырваться на волю и высказаться.

Когда Гаршинъ спрсилъ его, что онъ хот%лъ выразить своимъ Христомъ—

онъ отв•Ьтилъ такъ уклончиво, такъ путанно и неопред%ленно, что изъ

этого обяснен1я можно понять только одно, а именно, что самъ Крам-

ской въ точности не зналъ, зач%мъ онъ взялся за эту тему, каково вообще его

душевное отношен{е кь Христу. Какъ челов%къ, зараженный позитивизмомъ, онъ

допускалъ вообще успшрљлость христ1анства въ будущемъ, но въ то же время,

обладая безотчетной склонностью кь мистикь онъ моментами в%рилъ въ 60-

жественность Христа и даже искалъ сверхчувственнаго откровен:я. Крамской,

такъ же, какъ его ученикъ Р%пинъ, типичные представители переходнаго со-

стоян1я общественной мысли. Въ этомъ они оба, впрочемъ, далеко опере-

дили своихъ сверстниковъ, изъ которыхъ громадное большинство было настолько

ограничено, что непоколебимо в•Ьрило въ ту мелкую и черезчуръ уже наивную,

но зато простую и, какъ будто, ясную теор1ю, которую перед%лали съ западныхъ

образцовъ и приспособили для юнаго русскаго художества доморощенные Прудоны.

Главная черта картинъ Крамского—это ихъ ненужность. „Пьяный отецъ