РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ.

стоинства Р%пинскихъ произведен[й оказываются далеко не столь высокими, какъ

то намъ казалось прежде, за то литературная сторона его картинъ и даже портретовъ

непр\ятно колеть глаза, а въ иныхъ случаяхъ представляется прямо невыноси-

мой. вс%хъ сторонъ до насъ доносятся скучныя убњметя, забытыя, завяд-

мом; тамъ же, мы прежде вид%ли живописное великол•ЬтЈе . равное

Рембрандту и Веласкецу•, насъ теперь поражаетъ что-то сырое, художественно-

непродуманное и не• культурное: мятый, сбитый рисунокъ, „приблизительныя•

краски, жесткая, небрежная живопись. РВпинъ безспорно но малораз-

витой и въ то же вовсе не наивный талантъ.

Приблизительность, непродуманность, диствительно, самыя подходящ1я

слова для характеристики Р%пинской живописи. И въ сторону и въ

сторону исполнен1я она приблизительна, непродуманна. Р%пинъ, мягк1й чело-

в%къ, съ н%жнымъ, но непостояннымъ сердцемъ, съ яркимъ умоиъ, развив-

шимся однако не въ глубину и не высоту, но какъ то въ ширину. Впечат-

лительность у него большая, но не цвпкая, не прочная. Въ этомъ мощномъ

силач%, какъ оно ни странно, много женственнаго: н•Ьжнаго, мягкаго, но и не

в%рнаго, не прочнаго. Онъ именно по женски любить жизнь, в•Ьчно, какъ жен-

щина, по мод%, мВняя свое отношен[е кь ней, увлекаясь, и очень страстно,

вн%шнимъ блескомъ откровенно, искренно, но ужъ больно часто и•Ьняя

свою точку на все. Живи онъ въ другое время, бол%е простое, бол%е

ясное, въ которое сказывалось бы опред%ленное, неизм%нное увлечен[е красотой

эти черты были бы ему только въ пользу. При его колоссальноиъ

им•Ьющемъ по и размаху, д%йствительно, иного общаго съ великими

нидерландскими и испанскими живописцами XVII в%ка, эта впечатлительность, вта

любовь кь вн%шности поддерживала бы его въ постоянномъ энтуз1ази•Ь отъ жизни,

заставила бы его сконцентрировать вс•Ь свои на . то, чтобъ вырвать отъ

жизни секретъ ея прелести, направила бы его на чисто живописныя задачи, въ

которыхъ сила Р%пина могла бы проявиться съ полнымъ Тбгда

Р%пинъ подарилъ бы русское искусство т%мъ, что бол•Ье всего было нужно рус-

скому искусству—прелестью живописи, высокими чарами живописной красоты!

Но Р•Ьпинъ попалъ въ Петербургъ въ 1863 г., въ самый разгаръ

наго всего за н%сколько дней до выхода .13-ти• изъ и, какъ

страстный, впечатлительный челов%къ, онъ, естественно, долженъ быль отдаться

всей душой молодому весь проникнуться его духомъ. Отчасти, впро-

чемъ, это было и благотворно для него (какъ вообще шестидесятниче-

ство было благотворно для русскаго искусства). Въ времена онъ все равно

не могъ бы пойти своей дорогой—слишкомъ онъ быль для того мало обра-

зованъ и сформированъ—а не сл%дуя за Крамскимъ и Стасовымъ, онъ на-

в%рное отдалъ бы весь свой талантъ на служен\е тому же ложному идеалу,

которому отдали свои таланты Флавицк1й, Гунь и В%дь прекло-

нялся же онъ зат±мъ, по недоразумыю, всю свою жизнь передъ всякими богами

неакадемизма, врод% Матейко, Делароша и др., и в%дь выступилъ же онъ, еще

недавно, публично какъ яростный поклонникъ Брюллова. Пожалуй, все не-

счаст1е Нпина вовсе даже не заключалось въ томъ, что онъ въ 60-хъ годахъ,

въ годы своей юности, примкнулъ кь Крамского, но въ томь, что и впо-

сл%дствВ4. постоянно увлекаемый всевозможными теор\ями, чаще всего анти-

художественными (одно время онъ совс%мъ было собрался бросить искусство и

отдаться бол%е „полезной“ д%ятельности), онъ такъ-таки и не съум%лъ пр1-

обрЬсти какое либо ясное отношен1е кь искусству.

Досадно и то, что Р%пинъ, за границу уже (посл% того, что онъ

проявилъ свое чудесное въ „Бурлакахъ'), и тамъ не проникся бол%е