— 148 —

казалась одностороннею, Руссо явился вподн'В посМдова-

тельнымъ, вЈрнымъ завтной своей проповвди объ

отъ нВжащей и разслабляющей и о

к'ь бодрому и срђжему, естественному складу жизни. По-

ннтно, что душныя театральныя залы, въ которыхъ массы

народа насилу ютъ свою нервную систему, страстно слеВдя

за досужими вымыслами поэта и въ мечтахъ своихъ рисуя

всевозможныя болјзненнын грёзы,—понятно, повторяемъ, что

онђ не могли казаться Руссо настоящими разсадниками здо-

ровых'ь, возрождающихъ и онъ, спорн съ Да•

ламберомъ, могъ вполн'Ь серьозно противополагать театру

простодушные виды стараго женевскаго веселья, игры, п'ћсни,

катанье по озеру, на открытомъ воздух•ћ и т. д.

Но не ради новаго любимой темы взялся въ дан-

номъ случа'В авторъ за перо. Его удовлетворило

боле глубокой внутренней потребности; оно тјсно связано

съ его душевнымъ HacTpoeHieMb, оно услаждало его одино-

чество, и, выступая на его защиту, возставая противь те-

атра, онъ возставалъ твмъ самымъ и противь всего склада

городской жизни, ставшей для него такою антипатичною.

Изъ своего затишья, окруженнаго мнгкими дгЬсными ланд-

шаФтами, онъ съ грустью смотр'Влъ на безумную, разсда-

бдяющую суету мнимо-цивидизованнаго быта. Самая книга

его писалась въ увыЛыя минуты: „онъ быль боленъ и пе-

чаленъ'•, еслибъ не поддерживала его мысль объ исполне-

долга, онъ сто разъ брбсидъ бы свою рукопись въ

— и, втягиваясь въ работу, изобрјтая различныя

огонь,

и онъ длилъ ее, находя въ этомъ удо-

стр. XIV—XV). ()нъ цаходидся со-

вершенно въ Альцеста, не ужившагося съ обще-

ствомъ, и нетолько составившаго планъ полнаго разрыва

съ нимъ, но и приведшаго его въ Отшельниче-

его въ Эрмитажгв быдъ для него тою пус•

тыней, которая для мольеровскаго героя представлялась во-

обще въ неясномъ видеЬ•, онъ уже испыталъ одиночество,

пытался закалить себя въ немъ, и научился высоко Ц'Ьнить

свою душевную независимость. Давно уже его противники