153 —
ленный, своеобразный характеръ. Тема, затронутан Руссо,
оказалась неистощимою; вс'ь гдавнын и побочныя стороны
вопроса были разсшЬдованы съ обстоятельностью, мало чеЬмъ
уступавшей спору изъ за вопроса о вредгЬ наукъ. Одни
(какъ наприм. Марионтедь) заступались за женщинъ, кото-
рымъ Руссо приписывалъ одну изъ вреднМшихъ сторонъ
въ театра на нравы, и которыхъ, въ лицев Селимены,
предавалъ рвшительному заступались
вообще за театръ (нвкоторые скорје за актера),
оживляя нескончаемый, многовгђковой спорь о его нрав-
ственномъ въ этомъ спор% раздавался дребез-
жащей нотой разсдабленный голосъ недавняго вольнодумца
Грессё, теперь каявшагося и ханжившаго старика. Третьи
старались найти 06bHcHeHie запальчивости Руссо въ дичныхъ
его счетахъ съ актерами,—и нгЬ1йй Лаваль увеЬрялъ его, что
онъ только потому возстаетъ теперь противь театра, что
съ 1752 года, когда пьеса его l'Amant de lui тёте пала, онъ
пересталъ считать актеровъ своими друзьями. Но при этомъ
почти вс'в возвращались постоянно кь ощЬнк'В Альцеста,
которая являлась какъ бы оселкомъ ихъ критическаго чутья.
Руссо создадъ себ'Ь своего Альцеста, по своему образу и
весь хорь его противниковъ находилъ, что это
съ его стороны одна изъ обычныхъ капризныхъ его затЬй;
Мармонтель находидъ, что Мизантропъ Руссо представляеть
собой личность идеальную и Фантастическую, образецъ та-
кого нравственнаго совершенства, которое нигдј встрЈтить
нельзя, тогда какъ Мольеровъ Мизантропъ—живой человјкъ,
какихъ легко можетъ намъ представить обыденная жизнь.
И каждый Фантазировалъ, объяснялъ по своему, какимъ че-
ловТомъ считаетъ онъ Адьцеста. Для Даламбера, стоявшаго
скор$е на отвлеченной почв'Ь ФИЛОСОФСкаго приви•
вавшагося энциклопедизмомъ, и неспособнаго примкнуть кь
contemptible Ј. Ј. Rousseau, 1760. 3aiIBAeHi}1 касаются больше
спора изъза нравственнато значекйя театра вообще; ст, этой стороны прим-
кнули въ полемиМ маркизъ Ximen6z (lettre sur l'efet moral des th6atres,
1758), Грессе (Lettre de mr de Gresset, l'un des quarante de l'acad. fran€aise,
mr*** sur la combdie).