— 54

ненность этого доведены до крайности. Между

Тимономъ и Аеинянами завязалась вражда отчаянная, неу-

гасимая; никто уже не примиряетъ его съ чедоуЬчествомъ;

если Лиръ искреннюю преданность ему Кента,

то на Тимона не производятъ большого дю-

бовь и его прежняго дворецкаго,

который не забываетъ его и въ рубищахъ и въ нищетВ.

Злоба и жажда душатъ его, онъ все сильн'Ве

предается имъ, и два акта представляютъ уже

анти - драматическое crescendo 6'BcH0BaHiH совсгВмъ больного

человгвка. Оно не смягчено даже, какъ у Лира, случай-

ными проблесками болгЬе вдумчиваго, часто глубоко гру-

стнаго кь дюдямъ, — словомъ, т%хъ переходовъ

отъ вспыльчивости кь которые такъ характери-

зуютъ подобный темпераментъ. Его гнтьвъ рвется неудер-

жимо наружу и замираетъ лишь съ послеЬднимъ его вздо-

ХОМЪ. 66)

Но у Шекспира характеръ мизантропа уже раздвоился,—

и этотъ большой шагъ впередъ въ

конечно, прямо сви$тедьствуетъ о

великой прозорливости автора (замгЬтимъ, что и H0BMIIIie

комментаторы считаютъ всю роль второго нелюдима въ пьесгћ,

Апеманта, несомнгЬнно написанною самимъ Шекспиромъ).

Апемантъ не испытадъ такой катастрофы, какъ Тимонъ; не

знавъ вовсе богатства, не видавъ никогда счастьж, онъ при-

миряетсн съ своей долей посредствомъ плохо слаженной,

уснащенной грубоватымъ ocTpoyMieMb, скептической Фило-

того, онъ ею щеголяетъ, драпируется; если B'h-

рить ему, онъ т%шится людской нешЬпости,

онъ изучаетъ Тимона и въ счастливые дни и потомъ въ пу-

66) Не странно.ли послеЬ этого, что иные комментаторы, въ своей погон'ћ

за данными для характеристики нравственной личности самого Шек-

спнра, пытались извлекать ихъ нетодько изъ мизантропичесвихъ Р'Ьчей

Гамлета, что въ значительной степени допустимо, но и изъ яростныхъ ти-

радъ Тимона! Доуденъ (Shakspeare's mind and art, р. 380) находить даже,

что въ Тимон'ћ шекспирово недовольство свгђтомт, достигаетъ своего

высшаго, идеальнаго