218

не найдемъ у этого поэта. Онъ смотритъ, слушаеть и нюхаеть съ

самою здоровою трезвостью; и если онъ улетаетъ на минуту прочь

отъ непосредственнаго объекта то не для того, чтобы

подняться въ сферы а лишь завиъ, чтобы науолнить ощу-

метафизическою серьезностью.

ВполнгЬ понятно, что число особенно сильно затрогивало его вни-

MaHio. Со временъ Пиеагора и дата ученаго сознатя число стало

вйщать въ себ неизмђриио больше значетя, Ч'ђмъ то, какое ит%еть

въ виду математика. Въ рукахъ колдуновъ число давно стало не-

постижимымъ. И поэтъ изъ математики уйдъ Влать страшння

баллады.

Семь водвовъ идутъ смло,

Впереди ихъ идеть

Воль осьмо!, шерсти бМой,

А таинственный ходь

Заиючаетъ деватый;

Съ окровавленной пятой

Овь за ними идетъ и хрмаеть.

Но какъ-же снастись отъ этихъ зловђщихъ девяти? Тринад-

цаты!..

Ты тринадцать вертечей

Козьей шерстью забей

И стрМ8й по нимъ сивдо!

Прежде рухнетъ воль бШый,

А за нимъ упадуть и

Нашелся одинъ удивительный вритикъ, котораго это стихотво-

peHie очень напугало. „Что вто за старухи, въ

волковъ, отчего одна хромая, а другая сЈдая, отчего ихъ можно и

нужно убить именно такимъ способомъ—ничего ве извјстно и от-

того еще больше подираетъ морозь по кожгЬ. .." „Но тавъ именно

и надо“ 1)•

Семь годовъ, сиь бородъ и семь мечей Ругевита звучатљ въ

поэта таинственно и страшно. Чувствуется, что и самъ

поэть быль глубоко убЈжденъ, что „такъ именно и надо“.

1) «Руссвт MiPb' 1876 г. 23 мая.