223

Габсбургскаго". Мотивъ этотъ—культъ вультъ свободы

искусства, культь прекраснаго, кань высшей силы, призванной вно-

сить евјтъ и теплоту въ жизнь челов%чества, безъ неа скудную,

тусклую и пошлую. Знаменатељно, что самый мотивъ этотъ (хота

въ его завонности и благодарности дла искусства не можетъ быть

соин'втя) предполагаетъ поэјю. сознающую себя, осматриваю-

щуюся на себя; знаиенатедьно, что онъ чисто лите-

ратурнаш и• неинслииъ въ сохранившей непосредствепое

творчество и первобытную св•взесть. Въ самоп д'Ьл'ь, равв•Ь лира,

бряцающая хвалу самой ce6i, развВ 11093ia, трактующая о топь,

что n093ia есть нЈчто высокое, не представдяетъ ультра-

новјйшато, ультра-совреиеннаго$ Pa3Bi вось не высказалась вновь

одна изъ самыхъ характерннхъ чертъ Толстаго, которое

онъ столько-зе черпаль изъ книгъ, сколько и изъ природы?..

„Кавъ бы то ни было, Толстой Ойстбитиьно очень

жетъ быть, СЛИШЕОМЪ часто, находился подъ xNcTBieMb

изъ вторыхъ рукъ или, кань я позволю cMh выразитьса, подъ дм-

cTBieIb литературы. Нельзя не виджь, что въ этой излюбленной ишь

мысли („ прелесть П'Ьснойнья “ ) Толстой возвращается то и Оло и что

онъ выкавлъ рјдвую изобржатедьность, находя дла нея каждый разъ

новую форму, всегда удачную, порой порой остроумную,

иногда-же (навь въ „СлВпомъ") поразительно могучую и вдохновен-

ну»... И все таки культь поэји принаддехиљ не ему, асоставляетъ

весьп выдающуюся тиу Гете, Шиллера и Пушкина... При всјхъ вра-

сотахъ нельзя отрицать, что подобнна темы, своею отно-

сительною безшодностью, опасны для .поэта и при частомъ употреб-

троить искусству упадкоиъ. Везбрачнва жизнь безплодна.

ПоэЈя, занятая только собою, вавъ Нарциссъ, не

только лишится общедоступнаго интереса и становится

однихъ запнутюъ кликъ, но и мало-помалу лишится соковъ, хи-

Леть и чахнетъ" 1).

ЗД'Ьсь что-то не такъ. Лестные дла повта отзывы плохо мирятся

съ тђмъ угрюмымъ пессимизмомъ, съ которымъ критикъ сиотритъ

на его темы. Съ одной стороны, теин завонны и благодарны дла

1) «гоиооъ, 1876, МХ н 131.